Девочка из Аушвица. Реальная история надежды, любви и потери

В последующие дни я молча скорбела о смерти моей семьи. Мысленным взором я видела отца, сидящего в Шаббат за столом, мою мать, подающую аппетитные блюда, вкус которых мне никогда не забыть, и моих младших братьев с их очаровательными личиками – как они сидят вокруг стола и поют праздничные песни вместе с отцом. Мое сердце разрывалось от мысли, что их больше нет на свете. Я не могла смириться с тем, что никогда их не увижу. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь встряхнул меня и разбудил от этого ужасного сна.

По ночам, лежа на холодных твердых досках, прежде чем впасть в бесчувственный ступор, пронизанный тоской, я сама себе рассказывала истории из дома. В их числе была история о том, как познакомились мои мать и отец – ее я в детстве любила слушать больше всего.

Мой отец, Якоб, был восьмым из девяти детей. Моя мать, Блима, тоже была восьмой из девятерых. Вот первое, что их объединяло. Они жили в соседних деревнях в Карпатском регионе – мой отец в Богровице, а мать в Комяте, – но в детстве никогда не встречались.

Мой отец родился в 1900 году в семье Гершковицей, богатых людей, владевших несколькими лесами. В четырнадцать лет родители отправили его учиться в знаменитую иешиву[5] Галанта в Словакии. Родители сняли ему комнату в доме одной вдовы; как все студенты иешивы в те времена ужинал он по очереди в разных еврейских семьях, живших поблизости. Этот обычай назывался «дни».

В комнате, которую отец снимал у вдовы, было две кровати, и вторую занимал Шмая Гелб, брат моей матери, на четыре года старше нее. Мой отец со Шмаей отлично ладили; они стали хорошими друзьями. Родители давали отцу деньги на еду – помимо ужинов в гостях, – и каждый раз, идя в булочную, отец обязательно покупал булочки и для своих друзей, многие из которых, включая Шмаю, были из небогатых семейств.

В начале каждого месяца мать отправляла в иешиву слугу с корзиной, где лежали пирог и деньги на следующий месяц. Но, покупая угощение для друзей, отец нередко оказывался на мели задолго до того, как прибывала посылка.

Отец и Шмая учились вместе три года. Потом, когда отцу исполнилось семнадцать, он перевелся в другую иешиву. Хотя тогда шла Первая мировая война, его богатые родители внесли выкуп, чтобы его не призвали в армию.

Во время войны финансовое положение семьи Гелб из Комята ухудшилось. Шмае пришлось прекратить учебу в иешиве Галанта и вернуться домой, чтобы помогать родным. Некоторые из детей Гелб уже женились или вышли замуж, но ситуация с деньгами оставалась непростой. Мой дед, Элиезер Гелб, был вынужден переехать в Америку, чтобы прокормить семью. Он работал там учителем в хедере[6], жил впроголодь и по копейке собирал деньги. Мой дед просил бабушку собрать вещи, взять всех детей, что еще жили с ней, и перебраться к нему в США, но бабушка Хана-Дебора отказывалась покидать Комят.

Три года спустя дед вернулся из Америки с деньгами, которые смог накопить, и открыл в Комяте текстильную лавку. Бабушка была очень одаренная и прекрасно шила, поэтому несколько лет их дело преуспевало.

Однажды дед поехал в город купить ткани. Чтобы вернуться в деревню, он нанял телегу и нагрузил ее рулонами тканей. По дороге случилась авария: мой дед упал с телеги и погиб. Ему было пятьдесят шесть лет. Моя бабушка с дочерьми ждали его всю ночь, а на следующее утро им сообщили о трагедии.

Все в округе узнали о смерти Элиезера Гелба. Люди приходили утешить скорбящих, включая моего отца, которому тогда было двадцать три года. Пришел и его хороший друг Шмая. Стоило ему войти в дом, как мой отец заметил сестру своего друга, Блиму, красивую семнадцатилетнюю девушку с прекрасным характером, и влюбился в нее с первого взгляда. На следующий день он начал ухаживать за мамой – послал семье Гелб огромную корзину с фруктами и овощами. В пятницу он прислал со слугой пирог и халу. Вдова с дочерьми спросили, что за юноша присылает им продукты, и Шмая рассказал бабушке, что это его хороший друг из иешивы и что он ухаживает за Блимой. Когда отец в следующий раз явился с визитом, бабушка увидела симпатичного юношу с карими глазами и ямочками на щеках, очень воспитанного и улыбчивого. Он был также образованным, сообразительным, энергичным, богатым и уважаемым.

Семьи начали обсуждать брак. Они попросили Шмиля Аврама из Богровица, состоявшего в родстве с обеими сторонами (а также с Шейви Аврам, моей подругой из Комята, которая оказалась со мной в Аушвице), договориться об условиях. Приданого за мамой не давали, поскольку все товары из телеги после аварии были украдены, так что семья Гелб осталась без гроша. Но моего отца приданое не интересовало, и они с мамой все равно заключили помолвку.

Мои родители поженились в 1925 году, а три года спустя родилась я. Мое еврейское имя Сара. Мое чешское имя было Сарена, и так меня называли в школе. Когда мои чешские учителя и товарищи хотели обратиться ко мне ласково, то говорили Саренка. Моя семья и еврейские знакомые звали меня Сури или Сурико.