Она была совсем маленькая, не старше четырех лет, когда ей стало ясно, что синеватый номер, написанный на нежной, прекрасной руке ее матери, никогда не смывается – ни в душе, ни в море.
Маленькая девочка умела думать, и хотя никто ей не сказал этого напрямую, она поняла, что этот номер связан с огромным горем и болью – кто станет рисовать на себе цифры, которые никогда не смываются?
При любой возможности она поглядывала на этот номер, мысленно разговаривала с ним, задавала вопросы. Иногда, когда мама отвлекалась, она проводила над ним рукой, трогая и не трогая одновременно, словно хотела утишить ее боль, смыть страдания и тот огонь, который горел во всем ее теле, забыть о том, что знал ее четырехлетний мозг – без объяснений, в отсутствие каких-либо подробностей.
Однажды, когда мама делала в доме уборку перед Песахом, девочка увидела, как она вытаскивает из шкафа и встряхивает старое, выцветшее платье в полоску.
– Что это? – спросила девочка голосом, в котором были и мудрость, и зрелость.
– Ничего. Станешь старше, и я тебе расскажу, – поспешно ответила мать голосом, полным скорби и отчаяния.
– А сейчас не можешь рассказать?
Но мать уже сложила платье и затолкала его на верхнюю полку гардероба, положив сначала в бумажный пакет. Девочка никак не могла забыть полосатое платье. Она понимала, что оно связано с номером. Его напарником, близнецом, постоянным спутником.
Потом девочка обнаружила другую вещь, связанную с этими двумя. Она что-то искала в комоде возле материной кровати и заметила, к своему удивлению, старую, поцарапанную платяную щетку.
Что делала эта уродливая щетка в мамином чистом, ароматном комоде? Девочка не знала ответа, но не хотела спрашивать, чтобы не причинять горя и боли и уж тем более слез. Она чувствовала, что щетка – еще одно напоминание о чем-то дальнем, о каком-то месте, которое заставляет ее мать вскрикивать во сне по ночам.
Когда отец девочки подарил ей набор фломастеров – в те времена ни у кого из ее друзей не было таких, – мать разозлилась на него.
– Она может начать рисовать на руках. Она слишком маленькая для таких фломастеров.
– Но с какой стати мне рисовать на руках? – Девочка не понимала.
– Ты обещаешь, что не будешь писать на себе? Не станешь рисовать номер у себя на руке?
И она всегда была осторожна и старалась вести себя хорошо и слушаться – без всяких объяснений и без подробностей.
Маленькая девочка, более сорока лет назад.
Встреча с моим отцом в Аушвице