Девочка. Книга первая

Также я обратила внимание, что эти апартаменты были гораздо больше — одна гостиная была настолько просторной, что здесь можно было играть в гольф, а зайдя на полностью укомплектованную оборудованием кухню, которой было выделено отдельное помещение, я обнаружила битком заполненный деликатесами холодильник.

На секунду я задумалась, не сделать ли мне бутерброд с бужениной, но несмотря на спазмы в желудке, есть совсем не хотелось, поэтому я, так и не притронувшись к еде, продолжила экскурсию.

Следующим отличием было то, что в этом современном дворце был свой спорткомплекс, включая не только тренажеры, но и узкий длинный, словно взлетно-посадочная полоса, бассейн в виде прозрачного прямоугольного аквариума, установленного на уровне глаз, так что можно было видеть тех, кто в нем купается. Рассматривая голубую воду в кристально-чистой емкости, я протянула руку к прозрачному стеклу, каждую секунду ожидая увидеть в нем вместо своего отражения то ли сказочную ундину, то ли золотую рыбку.

Но самым необычным местом здесь наверное была хозяйская спальня, боковая стена которой являла собой черную отполированную мраморную поверхность, которая по совместительству являлась камином, во всю длину стены. Ведя взглядом вдоль гладкого камня, я даже представила себе длинный ряд пляшущих языков пламени, которые, будучи запечатанными под темное тонированное стекло в мраморе, должны были напоминать скорее цифровую картинку, а не живую стихию огня.

Переведя взгляд на обтянутую темной кожей стену, к которой примыкала огромных размеров кровать, я опустила глаза на глянцевую тумбочку и, увидев на ней плоскую телефонную трубку, внезапно вспомнила, что так и не включила сотовый после перелета.

Найдя в гостиной свой рюкзак, который Барретт несправедливо назвал вещмешком, я попыталась отыскать свой мобильный, но мои первоначальные поиски не увенчались успехом.

Ничего не понимая, я вытряхнула содержимое на диван, выворачивая сумку наизнанку, но результат остался прежним — телефона нигде не было.

Сердце кольнуло тревогой — я точно помнила, что в самолете я его собственноручно выключила и положила в боковой карман. Выпасть где-нибудь по дороге он тоже не мог, потому что карман был по сию минуту застегнут на молнию.

От этих простых выводов сердце забило тревогу — я была уверена, что это дело рук Барретта. Только он без моего позволения залезал в мой рюкзак и без зазрения совести нарушал мое личное пространство, будто я была его собственностью.

Но еще меня тревожило другое — с понедельника мне в любую минуту мог позвонить отец в связи с уведомлением из суда, и я была обязана оставаться с ним на связи! Если папа в понедельник до меня не дозвонится, то он встревожится теперь уже из-за меня, в дополнение ко всем прочим “радостям” общения с банком.

От этой мысли я не на шутку запаниковала, а мое сердце начало колотиться о ребра с удвоенной частотой.

“Харт, прекрати паниковать, отец позвонит Джулии, и ты должна предупредить ее, чтобы она как-то успокоила отца. Да! И не пугай Джулию!”

Я рванула в спальню, на ходу придумывая, что сказать подруге, но, схватив телефон и набрав номер, услышала лишь тишину в трубке.

Увидев на просторной мраморной поверхности стола в гостиной подставку в виде плоского жидкокристаллического экрана, на котором высвечивались маленькие квадратные иконки, как в iPhone, я ринулась к ней. Попытавшись разобраться в картинках на экране и найдя нужную — с рисунком телефона, я пальцем надавила на нее. На дисплее высветилось "нет сигнала", и от этих двух простых слов мое сердце в страхе ухнуло вниз — теперь я была уверена, что меня полностью отрезали от внешнего мира, и теперь моя мысль о том, что я останусь здесь только до истечения недели, казалась наивной и глупой.

“Харт, успокойся! — в очередной раз гасила я панику. — Зачем ему все это?! Зачем ему я?! Уверена, у него есть логическое объяснение всему происходящему!”

Но сколько бы я не пыталась успокоиться, где-то на краю сознания ответ вырисовывался сам собой и становился все отчетливей, убивая своей логичностью: вероятно Барретту понравилась моя безропотность и послушание, и он решил оставить меня при себе, пока не наиграется. Оставалось непонятным другое — почему именно я. Любая другая женщина, та же Саша, готова была сделать для него гораздо больше и по своей воле, а не по принуждению.

Но эта непонятная мне составляющая уже была не важна. Будучи бомбой замедленного действия, тот бунт, который я сдерживала в себе остатками здравого смысла, наконец взорвался во мне, растекаясь по жилам агрессивным огнем, и я, уже отметая все доводы быть осторожной с таким опасным человеком как Барретт, решила действовать, не думая о последствиях.

Сев на краешек дивана, я сжала кулаки и приготовилась ждать.

Время остановилось.

Секунды превращались в минуты, а минуты, делая круг по циферблату, складывались в часы, и мне казалось, что в этой прозрачной тишине я зависла в безжизненном холодном вакууме Барреттовского пространства.