Девочка. Книга первая

— Да… замучен парень был до полусмерти, конечности перебиты, крови много потерял. Одно хорошо — в сознании был, — я сглотнула несуществующую слюну, представляя весь этот ужас, а доктор тем временем продолжал: — Ну и обстрел начался, когда талибы заметили вторжение. Но здесь отряд Ричарда, несмотря на малое количество, был в преимуществе, — заняли хорошую позицию и прикрыли Тигра перекрестным огнем.

— Тигра?

— Да, бывший позывной Ричарда, — пояснил доктор, и я в очередной раз кивнула, отмечая, что имя было дано правильное: Хищник — одна из ипостасей этого непростого человека.

В комнате повисла тишина, а я, представляя этот эпизод, лишь пыталась прийти в себя от ярких картинок, которые так и вставали перед глазами.

— А этот парень… жив-здоров? — наконец спросила я, нарушая тишину.

— Жив-здоров, — усмехнулся доктор, и мне на секунду показалось, что в его улыбке промелькнула некая загадочность. — В госпитале конечно полежал свое, надо было подлечится после такого, да и при отходе его немного зацепило, но организм крепкий молодой, справился.

— Это оттуда и у Ричарда шрам? — и я машинально потянула руку к своему животу.

— Это другая история. Задело селезенку. На Такур-Гар, во время операции "Анаконда". Внутреннее кровотечение. Мы, можно сказать, его с того света вытащили. Там вообще много наших ребят полегло. — Он грустно покачал головой, но, внезапно улыбнувшись, сменил тему: — Но что-то я с вами засиделся. Вы уж меня простите, старика, приятно оказаться в обществе такой очаровательной молодой девушки, — с улыбкой произнес доктор, закрывая сумку.

— Спасибо за всё… — улыбнулась я в ответ, и меньше всего на свете мне хотелось, чтобы Генри Митчелл сейчас уходил.

Доктор, вероятно поймав мою грусть, которую я с трудом пыталась скрыть за улыбкой, внезапно произнес, убирая с лица улыбку:

— Ричард… — и он перешел на серьезный тон, — жесткий человек, и порой ему приходилось брать на себя жесткие решения, которые другим не под силу, решения на первый взгляд неверные и противоречащие канонам и догмам общества.

— Например какие решения? — никак не могла я понять доктора Митчелла.

— Как в хирургии — отрезать зараженную гангреной конечность, но спасти жизнь человека. Только на операционном столе все гораздо проще с этической точки зрения.

— В смысле? — пыталась я вникнуть в его логику.

— Предположим группа спецназа сталкивается на территории противника с мирным жителем, который с большой долей вероятности доложит талибам о встрече. И в данной ситуации, где каждая минута на счету, руководитель группы должен принять быстрое правильное решение… — многозначительно посмотрел на меня доктор. — Как поступить с этим человеком, если он может стать причиной срыва всей операции, провал которой может подставить под угрозу жизни не только всей команды, но и многих других? Или снайпер, целящийся в восьмилетнего ребенка, который собирается бросить гранату в машину, где сидит десять человек его сослуживцев. Должен ли он спустить курок?

— Приходится выбирать меньшее из зол… — задумчиво произнесла я, понимая о чем он, и мне стало не по себе.

Доктор кивнул в подтверждение моих слов и, грустно улыбнувшись, продолжил:

— Любому лидеру всегда приходится делать выбор… потому что за его спиной люди, за которых он отвечает и которых он ведет. — Доктор Митчелл опустил взгляд на мои запястья и продолжил: — Только не подумайте, что я защищаю Ричарда. Барретту не нужны “адвокаты”. И к вашей ситуации этот разговор не имеет ровным счетом никакого отношения. Это всего лишь экскурс от пожилого человека в нашу непростую реальность, без четких границ между белым и черным и без общепринятых догм о добре и зле.

Я всматривалась в теплые лучистые глаза доктора Митчелла, в его мягкую улыбку, пытаясь найти ответы, как мне относиться к Барретту, но понимала, что Генри, без труда поняв цель моих расспросов, не давал ни отрицательной, ни положительной оценки Ричарду, однозначно желая, чтобы я сама для себя приняла это решение.

Как только за доктор Митчеллом закрылась дверь, я опустилась на подушку и грустно вздохнула — меня хватило ненадолго в моей уверенности относительно человека по имени Ричард Барретт. И зачем я вообще завела разговор о нем — мне было гораздо проще принять этого человека со знаком минус, как негатив, который легче было заблокировать, чтобы больше не думать о нем никогда. Я прокручивала снова и снова такой неоднозначный и противоречивый разговор с Генри, и вновь мой простой и понятный мир, где каждого можно было наделить оценкой “хорошо” или “плохо”, ускользал от меня, как только я начинала анализировать Барретта.

Близился конец дня, в стеклянную панель пробивался багровый закат, окрашивая все в темные-красные оттенки, будто кровавые подтеки и я, чтобы избавиться от этой головоломки, выпила сразу две таблетки снотворного и провалилась в пустое небытие, ища там успокоения и защиты от мыслей о Барретте.

* * * *