Девочка, которая пила лунный свет

Антейн огляделся. Неподалеку стоял небольшой столик, тоже с бумагой, но на сей раз покрытой рисунками. Это были ни на что не похожие карты, подробнейшие, испещренные надписями, которые Антейн не в состоянии был прочесть, и пометками, смысла которых он не понимал. В правом нижнем углу каждой карты были написаны одни и те же слова: «Она здесь; она здесь; она здесь».

«Кто – она?» – подумал Антейн.

– Я член Совета старейшин, мэм. Ну, то есть будущий старейшина. Пока еще ученик.

– А, – сказала она и снова упала на спину, уставившись пустым взглядом в потолок. – Вот ты кто. Я тебя помню. Ты тоже пришел посмеяться надо мной?

Она закрыла глаза и рассмеялась.

Антейн попятился. При звуке ее смеха по спине у него побежали мурашки, словно за шиворот ему плеснули холодной водой. Он перевел взгляд на висевших под потолком птиц. Как ни странно, удерживавшие их нити больше всего походили на пряди длинных и черных волнистых волос. Что еще удивительнее, все птицы были повернуты головами к Антейну. Развернулись ли они сами или висели так с самого его прихода?

У Антейна вспотели ладони.

– Скажи своему дяде, – сказала узница медленно-медленно, выкладывая одно слово за другим, словно тяжелый округлый камень в ровной череде таких же камней, – что он ошибся. Она здесь. И она несет с собой ужас.

Она здесь, говорили карты.

Она здесь.

Она здесь.

Она здесь.

Но что это значило?

– Кто – она? – вырвалось у Антейна. Зачем он вообще заговорил с узницей? «С сумасшедшими не спорят, – вспомнил он. – Это бесполезно».

Бумажные птицы у него над головой зашуршали.

«Это сквозняк», – сказал себе Антейн.

– Мое дитя, которое вы отобрали. Моя дочь! – Узница рассмеялась сухим горлом. – Она жива. Твой дядя думает, что она умерла. Но он ошибается.

– Почему вы решили, что он так думает? Никто же не знает, что ведьма делает с детьми.

Антейн снова вздрогнул. Слева послышалось негромкое потрескивание и шорох, словно кто-то распахнул бумажные крылья. Антейн обернулся, но птицы сидели неподвижно. Справа послышался тот же звук. Антейн обернулся, но опять ничего не заметил.

– Я знаю только это, – сказала мать и тяжело поднялась, пошатываясь. Бумажные птицы поднялись над полом и закрутились.

«Это сквозняк», – сказал себе Антейн.

– Я знаю, где она.

«Мне это снится».

– Я знаю, что вы с ней сделали.

«У меня что-то ползет по шее. Не может быть! Это колибри. И… ай!»

Бумажный ворон вихрем пронесся по комнате. Край его крыла рассек щеку Антейна. Хлынула кровь.

Антейн был так потрясен, что не смог даже вскрикнуть.

– Но это не важно. Потому что грядет возмездие. Грядет. Грядет. И скоро оно явится сюда.

Узница снова закрыла глаза и осталась стоять покачиваясь. Было совершенно очевидно, что она безумна. Безумие окутывало ее словно облако, и Антейн понял, что заразится им сам, если сейчас же не покинет камеру. Он заколотил в дверь, но не услышал звука ударов.

– ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ! – закричал он сестрам, но голос его таял, не успев родиться, а слова тяжело падали наземь у его ног. Неужели он тоже обезумел? Можно ли заразиться безумием?

Бумажные птицы зашевелились, зашуршали, стали сбиваться в стаю. Стая поднялась в воздух бумажной волной.

– НЕ НАДО! – закричал Антейн, когда бумажная ласточка бросилась ему в глаза, а двое бумажных лебедей принялись щипать за ноги. Он отбивался ногами и руками, но птицы прибывали.

– Кажется, ты неплохой человек, – сказала мать. – Вот тебе мой совет: найди себе другое занятие.

С этими словами она поплелась обратно в кровать.

Антейн вновь забарабанил в дверь. И вновь не услышал ни звука.

Птицы пронзительно верещали, клекотали, издавали хриплые крики. Они затачивали кромки бумажных крыльев, как точильщик точит нож. Они сбивались в огромные стаи, которые разбухали, сжимались и опять разбухали. Готовясь к атаке, стаи откатились чуть назад. Антейн закрыл лицо руками.

И птицы бросились на него.

Глава 14, в которой наступают последствия

Проснувшись, Луна почувствовала себя как-то непривычно. Она не знала, в чем дело. Она долго не вставала и лежала, слушая пение птиц. Она не понимала ни единого слова их песен. Девочка покачала головой. А почему, спрашивается, она должна что-то понимать? Это всего лишь птицы. Она закрыла лицо руками и снова стала слушать.

– Птицы не умеют говорить, – сказала она вслух. И это была правда. Почему же ей казалось, что на самом деле все не так? На подоконник сел ярко раскрашенный зимородок и запел так красиво, что у Луны чуть не разорвалось сердце. Нет, не разорвалось, а лишь надорвалось, хоть она ничего и не понимала. Она провела руками по глазам и поняла, что плачет, хотя понятия не имела почему.

– Глупая, – сказала она и заметила, что голос ее немного дрожит. – Глупая Луна.

Глупая, глупая девчонка. Все так говорили.

Она огляделась. В ногах у нее спал Фириан. Это было дело обычное. Он очень любил спать в кровати у Луны, хотя бабушка ему это строго-настрого запрещала. Почему – Луна не знала.

То есть она думала, что не знает. Но глубоко внутри, в глубине души ей казалось, что когда-то она знала. Но когда – не могла вспомнить.