Дауни сглотнул, ощущая, как мороженое стало горчить неестественным привкусом, и посмотрел себе под ноги. Он понял этот вопрос, точнее, его обратную, грязную сторону, о которой так хотелось поскорее забыть и не принимать во внимание вовсе. Робертсон смотрела на него, а в голове пульсировали сгустки живой крови, потому как эти изумительные глаза без слов твердили: «Ты знаешь, что я имею в виду, Джейкен, конечно, знаешь. Можешь прикрываться глупостью сколько угодно, но скоро говорить будет нечего, кроме как выплюнуть сухую правду. Так объясни мне, почему ты оставил все то прекрасное, что раньше составляло нашу с тобою дружбу? Неужели променял это на что-то более ценное — наши секреты, кино и то, что позволяло чувствовать единым целым двух совершенно разных людей? Ты… так запросто все уничтожил, что я поначалу не хотела верить действительности, а только выдумывала безумные иллюзии и питала себя глупыми надеждами. Я не прошу извинений или жалостливого сочувствия, мне нужно лишь понять… что не так со мною и почему ты не сказал об этом сразу».
— Я не знаю, Рэйчел… Мне пора идти.
Девочка изумленно моргнула, совершенно забыв о стремительно несущемся времени; казалось бы, еще пару минут назад до дверей лавки оставались добрые четыре или пять десятков широких шагов, а сейчас огромные буквы и разукрашенная к Рождеству вывеска скрылись позади, как и приветственный звон карманного колокольчика над прозрачной витриной. Ранее бесконечная миля подошла к концу, как и время спросить то, что должно было рано или поздно прозвучать, но постоянно откладывалось в сторону до более подходящего момента — именно то, из-за чего и состоялась эта самая тяжелая в жизни маленькой Робертсон прогулка. И Рэйчел сдалась. Опустила руки с протяжным вздохом, одним только взглядом остановила рванувшего прочь парня и спросила приглушенным голосом, будто выдирая из себя слова, как присохшую к ране кровавую корку:
— Почему ты так поступил? Начал меня избегать, думая, что я оставлю это без внимания и не придам значения всему тому, что затерялось в недалеком прошлом; отстранился, не желая даже видеть меня рядом… Перестал что-либо рассказывать… Но я не виню тебя, Джек — это выбор каждого человека, и невозможно привязать к себе кого-то насильно, только… В конце-концов все равно кому-то одному будет чертовски больно, и я рада, что ты избежал этой страшной пытки. Мне начало казаться, что все изменилось, еще давно — и верить в эти предчувствия тоже не хотелось; я просто жила как прежде, стараясь забыть многое из того, о чем до сих пор продолжаю думать. Мы перестали оставлять друг другу глупые послания, прекратились посиделки за просмотром фильма поздними вечерами, а то кафе… Я как сейчас ощущаю вкус нашего пудинга на губах, пожалуй, самого вкусного из всех, что мне доводилось пробовать. Помнишь тот кофе и бесконечные разговоры ни о чем, так, словно мы знакомы всю жизнь и встретились после очень долгой разлуки, а мне и вовсе не о чем было рассказывать, и оставалось беззаботно смеяться?
— Я больше не пью кофе, — отчеканил парень, и сам пришел в ужас от того, насколько резко вонзились в ледяной воздух эти грубые слова. Они могли бы сойти за туманную правду, сродни обмана всех и себя в самую первую очередь, но… и сейчас в раковине кухни стояла пустая чашка с коричневой каймой по бокам, из которой еще утром пили крепкий кофе и хрустели персиковыми вафлями. И Рэйчел непонятным образом увидела все это в задумчиво опущенных глазах: из сонного дома тянутся в одно место чужие друг другу люди, ворчат и с недовольными лицами усаживаются за стол, успевая вытащить из себя пару-тройку грязных словечек и оскорблений; в уголке настаиваются чай и черный, как древесный уголь, кофе в небольших чайниках, а уже спустя пару минут оба напитка появляются в стаканах; руки тянутся за сливками и сахаром, кто-то ставит на стол разогретые в микроволновке вафельные трубочки, из которых виднеется теплая густая начинка, и запахи печеного теста, крема и кофейных зерен пропитывают насквозь кухню; люди отогреваются, сбрасывают с себя маски утренней раздражительности и с довольным видом поглощают завтрак, потягивая растопленное тепло из дымящихся кружек…
— Я знаю, что не пьешь. Иногда старые привычки могут немного наскучить… Так что случилось, Джек? Просто… скажи хоть что-нибудь, хорошо? Сделай вид, что не забыл ни единого момента из прошедшего, и этот октябрь был действительно чем-то для тебя важным и дорогим. Ты сохранил в голове крупицы, к которым потом будешь обращаться в самые серые и безрадостные дни, думая, каким же ты был счастливым. Хотя бы дай знать, что это все было не напрасно… И наше знакомство… Что ты ничуть не жалеешь.