— А что бы написали туда вы? — внезапно перебила ее девочка, и этот голос даже самой Рэйчел тогда показался чужим и до дрожи пугающим. — Вам бы было, что написать? Наверное, нечто вроде «моя любимая работа» или «преданность и верность друзей», «любовь, чувства, эмоции», «окружающий меня мир», «абсолютно все, что открывает жизнь, прекрасно» и прочий бред подобного рода, но… Давайте будем честны — я не знаю вас, вы ничего обо мне не знаете, а значит, мы можем сказать кое-что лишнее и не бояться наказания, верно? Ваш вопрос… Это же самая настоящая чушь, и ответить на него со всей искренностью почти невозможно. Ты записываешь «дружба», а после давишься осознанием того, что люди приходят и уходят. Любой разрыв некогда хороших друзей, будь то даже простая ссора, принесет боль — то есть это не счастье, когда кому-то чертовски плохо. Я могу подумать, что счастье заключается в любви — но и здесь в конце-концов меня будет ждать разочарование, ведь дорогие нам люди, кому мы открываем сердце, обычно бьют сильнее других. Семья… да, в кругу близких родственников каждый чувствует себя особенно, окруженный лаской и заботой, но подумайте сами — людям свойственно умирать, и мое временное счастье тоже умрет вместе с мамой или папой. Пусть это будет совсем не скоро, но оно неизбежно, а разве гибель любимого человека может кому-то принести удовольствие? То есть наша жизнь… Ведь все, что нас окружает, способно рано или поздно исчезнуть — умереть, отцвести, растаять, измениться. Сама жизнь также заканчивается, и это самое счастье… Если не будет чего-то хорошего, не окажется и плохого, правда, мисс Флетчерс?
Робертсон грустно посмотрела на замеревшую с листком в руках учительницу и в оправдание неловко улыбнулась. Ей хотелось, наверное, сказать что-то еще, довершить начатую мысль чем-то сильным и сокрушительным, но она сдержалась. Просунула обе руки в лямки рюкзака и, стоило сумке обнять спину, продолжила чуть более тихим голосом: