Девочка, которая зажгла солнце

Но ты ведь не скажешь ей, верно? Неужели сможешь признаться в своей выдумке и объяснить, что чудо исчезло незаметно от вас самих, будто вспорхнуло и вылетело в раскрытое окно морозной ночью? Что девочка с нетерпением ждет, из года в год мастеря забавные и трогательные до дрожи подарки, чтобы оставить их на месте несуществующей елки и загадать про себя единственное желание? Ведь мама слегка занята, да и печенье слишком калорийное, чтобы набивать им на ночь живот; живая ель оставляет везде сор, а воск от свечей долго оттирается от пола; папа работает, иначе кто в этой семье сможет получить ту копейку, ради которой он в праздничную ночь в десятый раз проверяет недоделанный еще отчет или сомнительного вида схему; и Хлоя, милая Хлоя, которая, как казалось, должна во всем поддерживать свою любимую сестру и также с волнением в груди считать минуты до полуночи, проводит время с другими людьми, развлекает себя далеко не конфетами и сладким шипучим лимонадом. Они все сделали свой собственный выбор, правильный или нет, но все же в семье Робертсонов давно уже нет Рождества, правда, Рэйчел? Давай, скажи, ей, чтобы она в который раз тебя пожалела — тебе это, наверное, так нравится, вызывать в чужих глазах жалость и умиление!

— Сочувствую… — пробормотала про себя Тара, скорее, чтобы нарушить эту неловкую паузу и поскорее перейти к волнующей ее саму теме. — Мне нужен твой совет, Рэй, желательно, как можно более честный и искренний. Скоро же Зимний Бал в школе, и мне бы очень хотелось выглядеть неотразимо и утереть нос нашим задирам — как думаешь, то мое бирюзовое платье будет в самый раз? Или оно слишком простое? О, Боже, я настолько сильно переживаю, что никак не могу выбрать…

— Оно чудное. Как и ты в любом из своих платьев (когда только молчишь и мило улыбаешься, — хотела добавить девочка, но вовремя себя одернула и продолжила нарочито ласково). Но здесь что-то не так. Мне кажется, ты недоговариваешь, Кливленд. Дело ведь не во всеобщем внимании, верно?

Робертсон замерла, бросив в рот еще один мягкий кусочек теплого зефира, и с интересом стала наблюдать за поведением подруги. Поначалу та немного смутилась; наклонилась ближе к огню и снова выпрямилась, так и не решаясь начать откровенный рассказ. Однако, этого было более, чем достаточно — Рэйчел итак видела, что оставленная без присмотра взрывчатка начинает отсчет, и ни о чем не подозревающая Тара попала в радиус действия бомбы; тонкими пальцами коснулась по неосторожности одного из десятка проводков, и табло вспыхнуло ярко-красным, предвещая скорую катастрофу через каких-то восемь, семь, шесть… Юная Кливман, наконец, тихим шепотом начала свое беспорядочное признание, и Рэйчел довольно улыбнулась в сгущающиеся сумерки вечера:

— Ты права, но только никому, хорошо? Это все из-за Фреда Стонна, кажется, он сидит на задней парте третьего ряда — давно хотела тебе рассказать, и все никак не решалась. Он упомянул, что будет на этом Балу, и мне показалось…

Но девочка уже ничего не слышала, зная, что за этими словами последует бесконечный поток других; представляла заранее, с каким оживлением Тара будет рассказывать о дне, когда Фред впервые угостит ее чаем или чем-то вроде шоколадной конфеты; о том, как станет умолять выпытать у друзей этого несчастного все, что им известно касательно самой Кливман и многое другое, и останется только согласно кивать, а между тем потеряться внутри себя, в окружении вороха мыслей… и думать о чем-то своем. Забавно, ведь Рэйчел действительно было о чем подумать.