Девочка, которая зажгла солнце

Но что именно? Умерла кошка? У них в доме нет кошки, тем более, вряд ли я хороший собеседник в плане долгих утешений. Но что тогда? Ссора с родителями? Или может ей срочно понадобился конспект по алгебре за вчерашнее число, и она не нашлась, кому бы еще позвонить? Я не понимаю, почему же она так долго не поднимает трубку…

С ней могло произойти что-то плохое? Если да, то к чему звонить именно мне — для этого у нее есть Николь, ну, или на худой конец, Бекка — да и что могло случиться почти в четыре часа… утра? Да, сейчас ранее утро, поздравляю, Джек, кажется, ты хотел немного выспаться перед завтрашним тестом? Что ж, можешь благополучно об этом забыть или попытаться снова, если только эта чокнутая не возьмет телефон, и я не умру от ожидания…»

Однако, уже через пару гудков раздался тот самый, чуть короче остальных, что и предупреждал о начале разговора. Парень прислонился спиной к стене, и по коже тут же побежали скопления мурашек, из-за чего он только поежился, но позы не изменил — чем менее комфортно ему будет, тем четче и яснее окажется грядущая беседа, от которой, признаться честно, на душе уже что-то в волнении зашевелилось. По ту сторону линии кто-то тихонько всхлипнул, затем еще раз и снова, но уже ближе и как будто к тому же начал негромко скулить и бормотать непонятные вещи. Джек решил про себя, что никогда больше не будет пить перед сном кофе, даже если и прежде он не ловил себя за подобным занятием; все же переборол внутреннюю тревогу и осторожно спросил:

— Хэй… Алло, вы, кажется, мне звонили…

Звук всхлипов (теперь уже стало понятно, что женских) мгновенно оборвался, словно выключили заевшую на одном месте записи пластинку, и кто-то подошел к трубке. Дауни услышал это; чужое дыхание близко-близко, так, будто оно и вправду обжигает ухо, оставляя на шее отметины; сердце забилось еще чаще, и пришлось прислонить к грудной клетке раскрытую ладонь, прежде чем обронить в застывший от ужаса воздух еще одно краткое:

— Это ты, Хлоя? Почему молчишь? Ты знаешь, сколько сейчас времени?

Он не ожидал, что она и вправду что-нибудь скажет. Скорее всего, уже представил, как невидимый собеседник вновь испускает печальный всхлип, а сам он сбрасывает странный звонок и кладет телефон на прикроватную тумбочку. Откидывается на спину, ощущая ласковые объятия мягкой ткани одеяла, и все не может выбросить из головы предчувствие чего-то непонятного, которое не дает заснуть ни спустя десять, ни двадцать, сорок минут, час, три часа — и так до самого утра, чтобы потом поднять с несчастного ложа свое ватное тело и машинально приготовить полусырую яичницу, влить в себя две кружки кофе со слабой надеждой, а после поплестись на занятия, убеждая себя и окружающих, что прекрасно выспался и хорошо себя чувствуешь. Бред. Все вранье и бред. Он не станет плести подобную чушь, а найдет Хлою в классе и прижмет к стене острыми копьями локтей в ожидании достойного оправдания.

Но он не мог предугадать, что все так получится. Не мог. Поэтому слегка вздрогнул (в который раз за эту бесконечную ночь), когда немного хриплый голос девушки с перерывами ответил ему:

— Да, я, Джек. Рада, что ты теперь не спишь. Мы тоже не спим. Пока еще слишком рано.

Парень насторожился и переложил телефон из одной руки в другую, почти вжимая экран в собственное лицо. Хлоя громко вздохнула и продолжила с той же пугающе-ледяной интонацией, не замечая, как голос дрожит и разрывает связные предложения:

— Ты, наверное, думаешь, зачем я позвонила, да? Тебе любопытно. А мне, в свою очередь, интересно, движет ли тобой одно только это чертово любопытство, грязный ублюдок? Нет, отнюдь не послышалось. Я ненавижу тебя, Дауни, слышишь, ненавижу! Ты… ты просто… что ты натворил… — девушка больше не могла себя сдерживать и зарыдала в голос. Джеку подумалось, что таких страшных рыданий он еще никогда в своей жизни не слышал — тут смешалось отчаяние и неугасаемая ненависть, горечь чего-то ужасного и огромная боль. Казалось, он чувствовал каждый новый виток истерики собственным телом; каждый раз закусывал губу и закрывал глаза, но не смел перебить и даже дышать старался как можно тише, чтобы только не прервать безумный поток слез и хрипов.

Это продолжалось в течение долгих трех минут. Настолько долгих, что брюнета начало слегка клонить в долгожданный сон — более того, он никак не мог понять причину такого странного поведения девушки, и после нескольких догадок и предположений оставил неудавшуюся затею. Ему пришлось лишь молчать и иногда бросать короткий взгляд на часы, отмечая, как стрелка отщелкнула очередную минуту… еще одну… и еще… Время слилось в единую тягучую массу, которую можно было размять руками и вылепить свое собственное небо, резиновое и почти бесцветное, сквозь тонкий слой которого постоянно проникают безостановочные истеричные проклятия и слезы.