Девочка, которая зажгла солнце

«Что со мной происходит?» — как можно более спокойно спросил он «другого Джека» и закрыл глаза, пытаясь нарисовать в голове спасительные картины. Однако, сегодня кинотеатр работал с небольшими помехами, и бедный рабочий уже не справлялся с громадой воображаемого проектора; образы возникали спонтанно и были абсолютно бессвязными. Среди общей массы бликов и вспышек два особенных кадра несуществующей пленки задерживались дольше других; правда, такое кино заставляло по непонятным причинам судорожно вздрагивать, а по коже пропускало волны ледяных мурашек. Он видел… сложно сказать, что именно представляли из себя видения полудремы, но они были столь яркими, что парень не сопротивлялся и только впитывал в себя краски, звуки и мимолетные сладковатые запахи.

Десятки букетов цветов. Куда не посмотришь, как сильно не запрокинешь голову — всюду алые ленты и белоснежные обертки, скрывающие пучки как будто свежесорванных благоухающих… нет, не роз или лилий, как то могло казаться вначале, а крошечных одуванчиков. Только сотни махровых солнц в каждой из связок; букеты валяются прямо под ногами, и касающиеся черной земли цветы немного испачкали лепестки земляными крошками. Кипельно-белые бумажные листы резали глаза, и такое количество полевых цветов в столь роскошных оболочках казалось нелепой ошибкой, чьей-то забавной шуткой и не более, чем простым розыгрышем. Но какой вокруг стоял запах! Если бы выжали тонну этих самых одуванчиков, мог бы получиться небольшой флакон удивительной жидкости с сильнейшим ароматом — и его микроскопические капельки застыли в неподвижном воздухе, сводя с ума и вызывая легкое головокружение. Джек вправду почувствовал, как его наклоняет из стороны в сторону, и приходится удерживать собственное тело, иначе бы оно качалось из стороны в сторону подобно ожившему маятнику.

(и по-прежнему что-то отчаянно стучит, но теперь не в районе груди, а словно маленьким железным молоточком пытаются расколоть тонкие стенки черепа, и в ушах застряло это протяжное: тук-тук-тук)

Но солнечные цветы не одни застывали перед бегающими глазами. Почему-то было другое, никаким образом не связанное с событиями убегающей жизни и общим потоком мыслей. Оно… просто существовало, отдельное в сознании и такое далекое от понятий логики и здравого смысла; как нелепое пятнышко на некогда идеально чистой рубашке или лишняя крупинка соли в почти завершенном блюде. У брюнета в голове скрипач ронял протяжные стоны мелодии в пустынную тишину окрестных улиц. Он играл не мягко, как порой хороший музыкант хочет донести жизнь своего произведения и наполнить сердца слушателей странным ощущением восторга и беспричинного счастья, а так, словно смычком доставал из себя эмоции и безжалостно размазывал их по поющим струнам, рождая прекрасные, но печальные звуки. Бедный незнакомец не знал, что его никто не слышит (хотя может догадывался), и не сводил себя с ума подобными мыслями — он играл самому себе, и звук разрываемой во внутренней агонии скрипки лился по безлюдным улицам неизвестного города, застывая в ушах одинокого слушателя. Все казалось более, чем действительным: Джек отчетливо видел блеск нескольких серебряных центов, покоящихся на войлоке черной крышки раздетого инструмента, слышал, как странный человек постукивает ногой по земле, и этот ничтожный звук смешивается с мелодией ожившей скрипки; но ни один случайный прохожий так и не появился вдалеке, не нарушил священного покоя музыканта, и вот он играет совсем один, а в этой музыке отчетливо слышен нескончаемый стон.

(забавно, что тебе снятся кошмары, Джеки; точнее видятся, но это не меняет сути дела; сколько кружек кофе нужно принять за несколько часов до сна, чтобы наутро произошло нечто подобное? Три? Четыре? А может лучше сжевать целый стакан растворимого порошка, чтобы потом этот скрипач играл на твоей собственной церемонии?)

Дауни вздрогнул — кажется, он никогда к этому не привыкнет. По крайней мере при свете дня внутренние убеждения и замечания не звучат так пугающе, но сейчас, когда и без того сердце сжимает необъяснимая тревога, другой парень говорил ужасные вещи, и его противный голос нельзя было одним движением руки выключить. Только если заткнуть уши, уткнуть голову в колени и долго-долго сидеть без единого движения до тех пор, пока звенящая тишина не станет невыносимой — тогда он уходит, напуганный, прячется в темноту рассудка, чтобы после вновь напасть и уничтожить, на этот раз окончательно. Джек подумал, что вправду чертовски сильно напоминают ту самую Дафну,