— НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! — повторяю, задыхаясь и давясь слезами, которые градом стекают по лицу. — Будь ты проклят, Рома! БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ!
— Все, угомонись! — стискивает мои запястья.
— ЧЕМ ЭТА ШАЛАВА ЛУЧШЕ МЕНЯ? ЧЕМ? — надрывно кричу, пока он толкает меня к выходу.
— Дура…
— ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ! — яростно шиплю ему в лицо. — Клянусь тебе, Рома, пожалеешь!
— Да приди ты в себя, Грановская! — прижимает меня спиной к стене. — Возьми себя в руки, наконец!
Я рыдаю, все перед глазами волной плывет.
— Езжай домой, Вероника, — его голос словно сухой лед.
Ни грамма жалости ко мне. Ни грамма сожалению и раскаяния. Да он ведь даже не считает, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Не понимает, что рушит мою жизнь?
— Роооом, — захлебываюсь своими же слезами, — Роооом, не бросай меня! Опомнись, Рооом!
— Хватит, Ника!
— Хочешь, на колени встану? — скулю, как побитая собака. — Только… не бросай… меня… пожалуйста, прошу тебя!
— Спятила? В себя приди! — сжимает мои скулы и смотрит прямо в глаза. Убивая. Растаптывая своим равнодушием. — Хватит унижаться! ЭТО СЛОВНО НЕ ТЫ!
Несколько секунд молчания.
Толкаю его, что есть сил. Не помню, как влезла в сапоги. Бегу прочь из его квартиры. Реву…
Коридор. Лифт. Холл. Улица. Морозный воздух. Тротуар. Падаю коленями в сугроб и начинаю рыдать еще громче. Выкинул как ненужную вещь. Унизил так сильно, как никто и никогда.
Телефон звонит. Долго. Настойчиво. Может, он опомнился? Какой-то умник трепался о том, что сука-надежда умирает последней. Наверное, именно поэтому я вытряхиваю прямо на снег содержимое своей сумки. Выуживаю айфон из кучи дорогого хлама.
Не он… МАМА.
Очень вовремя вспомнила обо мне! Накувыркалась со своим художником?
— Тварь! — швыряю телефон в сторону. — НЕНАВИЖУ! КАК ЖЕ Я ВСЕХ НЕНАВИЖУ!
Хватаю раскладную бабочку, подаренную им в качестве сувенира. Раскрываю. Режу внутреннюю часть ладони, прямо там, где проходит линия сердца. Наблюдаю за тем, как алая кровь капает на девственно белый снег. Режу еще раз наискось. Дышу часто-часто. Только так могу успокоиться. Причиняя себе боль физическую. Чтобы заглушить ту, что внутри. И нет, я не самоубийца. Просто это мой способ не потерять окончательно рассудок…
— Вероника Алексеевна, с вами все в порядке? — спешит ко мне водитель. — О боже, что вы…
— ОТВАЛИ! — дрожащими пальцами сгребаю в кулак ледяную пригоршню снега, ощущая ритмичную пульсацию в ладони.
Колени уже занемели от холода. Но лучше чувствовать это, чем то, что разъедает сердце щелочью внутри…
Он пожалеет, я клянусь!
Клянусь, пожалеет…
Глава 48
Сбежать поскорее. Вот чего я хочу. Седьмой урок закончился, елка в зале наряжена. Красииивая до невозможного! Высокая, пушистая, а главная живая! А пахнет как! Мммм… Увидела бы ее Ульянка — расплакалась бы от счастья.
— Отлично, Лисицына. Любуешься своими трудами?
Не успела. Вот же черт…
Слышу Его шаги за спиной, инстинктивно распрямляю плечи, но внутри все сжимается, словно я — пружина.
— Дай угадаю, удрать собиралась от меня в очередной раз?
Подходит ближе, и я в панике стреляю глазами в сторону двери. А он в этот момент будто мысли мои читает.
— Харитон с Цыбиным заняты. Помогают Циркулю в холле на первом этаже.
А вот это уже плохо. Очень плохо. Оставаться с Ним наедине мне не улыбается абсолютно.
— Ты что-то хотел? — все же спрашиваю, оборачиваясь. Не отстанет ведь. Явился зачем-то.
— Да ты просто экстрасенс! — наблюдает за тем, как я складываю не пригодившиеся шарики в коробку.
Меня накрывает дурацкое чувство дежавю. Снова подготовка к новому году. Коробки. елка. Снова мы. Наедине.
— Математику переносим на завтра, у меня тренировка наконец-то…
— Слава богу! — не могу воздержаться от радостного комментария. — Завтра я не могу. Не приду.
— Это еще почему? — прищуривается. Отодвигает другой ящик ногой, чтобы пройти.
— Другие планы, — отвечаю коротко, отправляя в коробку мишуру.
— Что еще за планы? — в его голосе слышится недовольство. — Да брось ты уже всю эту ерунду! — делает шаг вперед и выдирает из моих рук дождик.
— Ты зачем Саше волосы испортил? — хмурю брови, непроизвольно отступая назад. Совсем немного, но он явно заметил.
Упираюсь спиной в подоконник. Вот же ж…
— Еще пока не испортил, — его губы растягиваются в ухмылке. — Пожаловалась тебе значит? Так, припугнул малость, но симметричный «горшок» оформить я и правда могу.
— Спятил? — кручу пальцем у виска. — Зачем тебе знать, где я работаю?
— Так что за планы на пятницу, Лиса? — игнорирует мой вопрос, задавая свой.
Подходит еще ближе, и мне это совсем не нравится. Нервирует донельзя…
— Тебя это не касается! — заявляю деловито.
— Как это не касается?! — театрально возмущается он. — Поцелуй был? Был! На свидание ходили? Ходили. Стало быть, касается…
— Какое свидание! Что ты такое говоришь! — выставляю между нами руку. — Зачем ты подходишь? Отойди от меня!
— Нет, — сверлит меня своими карими глазами, в которых в свете дня я снова замечаю яркие зеленые вкрапления.
Красивые…. Прожигают насквозь, и, как всегда, становится неуютно.