Девочка-лед

Хочется выть. Предпринимаю еще одну попытку освободиться, но делается только хуже. Мы теперь совсем близко к друг другу.

Катастрофа. Просто катастрофа!

Я чувствую разгоряченное тело парня. Руки, вцепившиеся в меня мертвой хваткой. Колотящееся бешеным ритмом сердце. И этот его древесный запах с корицей. Который как будто даже под кожу пробирается.

Мамочки… В голову ударяет стыд.

— Ну… — торопит меня мой мучитель, крепко сжимая в своих руках.

Нет, нет, нет.

— Здесь только одиннадцать вроде! — басит какой-то мужчина.

— Пересчитайте! По три на окна — две стороны, плюс вход и елка…

А можно просто сымитировать обморок? Трусливо рухнуть на пол? Как по мне, отличный вариант.

Я ничего не слышу. Белый шум в голове. Его глаза напротив. Бросает горящий взгляд, направленный на мои губы. Ждет от меня поцелуя.

ПТИЦЫН! ПОЦЕЛУЯ! ОТ МЕНЯ!

Мстит естественно. Не более. За то, что тогда в кабинете математики не ответила. Хочет в очередной раз унизить и задеть посильнее.

— Не буду! — объявляю глухо, но это все равно звучит как вызов.

— Не будешь? — снова прищуривается и сжимает челюсти. Страшно недоволен.

— Нет, — повторяю уже не так уверенно.

— Ладно, — жмет плечом. — Тогда бартер.

— А? — удивленно смотрю на него и не могу поверить своему счастью…

Глава 49

РОМАН

Паркую машину напротив ворот детского дошкольного учреждения номер 1513. Бросаю мимолетный взгляд на часы. Девять тридцать. Пунктуальность — прямо мое второе имя. Приехал на двадцать минут раньше назначенного Лисицей времени.

Откидываю голову на сиденье и смотрю на то, как крупные хлопья снега кружат у лобовика, медленно на него оседая.

Мысли снова крутятся вокруг Ники. Она, черт возьми, серьезно меня напугала! Точнее сперва своим звонком меня встревожил ее отец. Он потребовал объяснить, почему его дочь лежит в сугробе у моего дома и истекает кровью. О ее состоянии ему сообщил Игорь, водитель.

Ничего не понимая, я поспешил на улицу. Вероника сидела на земле, коленями в снегу, белизну которого разбавлял темно-алый цвет. И вся эта картина в свете ночных фонарей выглядела жутковато.

Присел на корточки, начал рассматривать тело на предмет повреждений… и заметил. Ника порезала ладонь. Бабочкой, которую я дарил когда-то в качестве сувенира. Ведь именно ее она сжимала в дрожащей руке…

Признаться, этот поступок поверг меня в шок. Сказал Игорю, что сам отвезу Веронику домой, сгреб девчонку и потащил в свою машину. Ника не отвечала на мои вопросы и вообще никак на меня не реагировала. Тупо смотрела в одну точку и молчала. По ее лицу текли слезы, а у меня в груди неприятно саднило. Моя вина в том, что я не оборвал эти отношения раньше. Следовало ожидать, что спокойно разойтись нам вряд ли удастся.

Ника молчала, когда я обрабатывал ее ладони. (Благо порезала их не очень глубоко). Она молчала, пока мы стояли в пробке. Она молчала, пока ехали. И это было так на нее не похоже, что реально настораживало. Я, пожалуй, слишком привык к этой ее бессмысленной трескотне.

К счастью, уже у дома Грановская снова стала самой собой. Опять начала истерить, кричать и винить во всем Лисицыну. Мои попытки объяснить ей, что дело не в Алене — успехом так и не увенчались. Ника вдолбила себе в голову, что я бросаю ее ради новых отношений.

Нет, в каком-то смысле так оно и есть, но если быть предельно откровенным, нам давно надо было поставить точку. Потому что я не любил Веронику. Никогда… И самое отвратительное, что ее до определенного момента устраивала эта «любовь в одни ворота». А меня так тем более…

«Совсем ничего ко мне не чувствуешь?» — нарушила тишину, повисшую в салоне автомобиля, именно этой фразой.

Что я мог ей на это ответить? Только правду. Сказал, что она — не чужой мне человек. Что мы вполне могли бы поддерживать дружеские отношения, если она не против. Так себе предложение, но ведь на самом деле, проводить с ней время было… приятно. Мы знакомы с детства и я, как никто другой, знаю, что Вероника Грановская — не тупая инстадива. Там с мозгами все нормально, просто она чересчур повернута на своей внешности и статусе.

Холодная, надменная и капризная — такой ее видят окружающие, и мало кто знает, что Грановская, главная красавица гимназии, может быть совсем другой. По крайней мере, со мной наедине Ника — совершенно другая. Да, легкомысленная и взбалмошная, но без фольги и понтов. Общаться с ней в разы приятней, когда от нее не фанит высокомерием.

И да, как девушка, Ника вызывала интерес: красивая, сексуальная, раскрепощенная. Она, безусловно, нравилась мне, но теперь с полной уверенностью могу сказать: это — совсем не то чувство, которое проснулось по отношению к Лисицыной. Только Нике этого не объяснить. Не поймет ведь, начнет искать причину в себе.

Перед глазами все еще стоит тот вечер. Вероника сидит в кровавом снегу… Я вдруг только сейчас понимаю, что уже видел ее перемотанные ладони. И причем не раз. Это неприятное открытие — словно кирпичом бьет по голове. Получается, что она и раньше делала подобное? Лгала. Первый раз, что разбила вазу. А во второй — якобы случайно порезалась.