Девочка на войне

– Ну и ничего, – сказала она и заговорщицки ко мне наклонилась: – Я тоже спорт терпеть не могу.

Я хотела было ответить, что вообще-то мне нравится спорт, но побоялась, как бы меня не вернули в команду, поэтому показала «палец вверх», и больше мы туда не ходили.

Свободные часы я проводила за письмами Луке. Рассказывала про странность английского и надругательство над футболом. На переменах я строчила на обратной стороне домашних заданий пометки, а потом сидела в кровати с отрывными блокнотными листами над устаревшим изданием «Всемирной энциклопедии». Я не помнила точного адреса Петара и Марины, так что письма к ним я тоже отправляла Луке. Ответа мне ни разу не пришло. Но я упрямо писала, слюнявила авиапочтовые марки и делала вид, что затяжное молчание Луки не предвещает ничего плохого.

Учительница стала докладывать родителям о каждом моем шаге – мол, на переменах я только и делаю, что в тетради строчу, отказываюсь общаться с другими детьми и не тяну руку в классе. Она даже направила меня к школьному психологу. Джек с Лорой беспокоились, да и я настрадалась, а от бессонных ночей только круги под глазами темнели. Лора предложила мне сходить к врачу, который, по ее словам, мог «заглянуть мне в голову» и облегчить мне жизнь, но я плохо улавливала смысл речевых оборотов в английском и, представив, как доктор вскрывает мне череп, до ужаса перепугалась.

Я понимала, что скорбеть мне осталось недолго. Окружающие понемногу теряли терпение. Но не по своей вине. Практически немыслимо, даже для меня, уместить в голове Гарденвилл и Хорватию. Поэтому полмесяца спустя, когда нам задали сделать доклад о родном городе, я смастерила плакат о Нью-Джерси, переселив самые мирные мои воспоминания из детства в квартиру, где я по первости жила с Джеком и Лорой, пока наш будущий дом еще достраивался. Учительница все прекрасно поняла, но поставила за эту ложь хорошую оценку.

Чем больше я врала, тем лучше осваивалась. Иногда я даже верила собственной лжи. Со стороны казалось, что я с головой ушла в книжки либо просто робела. Такой уж я была – или стала со временем. Джек с Лорой появлялись на людях всегда со мной и Рахелой, так что никому бы в голову не пришло, что мы не кровная родня. Я выкинула тетрадку с газетными вырезками. И перестала слать письма Луке.

Первые два года после моего отъезда в университет родители не трогали мою комнату. Но теперь, мало-помалу, внутрь начинали проникать непрошеные вещи – фотоальбомы, сломанная швейная машинка Лоры, а в углу за дверью – целые кипы вещей, собранных, чтобы отдать их на благотворительность. Несправедливо было требовать от родителей не занимать свободное место, это я понимала, но все равно будто лишилась пространства, которое когда-то было только мое. Я осмотрелась: в остальном тут все осталось по-прежнему – одноместная кровать стояла впритык к окну, полки сплошь заставлены моими первыми книгами и целым рядом круглых стеклянных аквариумов с коллекцией ракушек, собранных по летним пляжам Джерси. На стене висела серия фотографий с Рахелой, Лорой, Джеком и мной из поездки в «Диснейленд» на пятый день рождения Рахелы и постеры кошмарных групп в жанре панк-нойз, на чьи концерты я ходила по пятницам в зал «Электрик фэктори» еще в старшей школе.

Из-за рабочего стола выглядывал трафаретный цветочный узор, и я улыбнулась при мысли, что Лора с матерью наверняка бы сошлись на почве обоюдного неприятия моей мальчиковой натуры; только Лора вывела на стенке цветы, как я, недолго думая, загородила это место столом. А когда я выбрала себе на постель темно-синее стеганое покрывало, она нашила вдоль швов розовые бутоны, но стоило ей выйти из комнаты, как я его перестилала розочками вниз. Сейчас оно опять лежало цветочками вверх.

– Ана дома, Ана дома! – услышала я раздавшиеся снизу крики Рахелы вперебивку со стуком Лориных ковбойских сапог.

Я сунула конверт из прошлой жизни под матрас и спустилась на первый этаж.

– Доченька, привет!

– Привет, мам.

Первый раз я назвала Лору мамой по чистой случайности. Мы с Рахелой играли на подъездной дорожке у дома, как вдруг сестра упала и ободрала коленку. Ранка была вся в гравии и сильно кровила, так что я подхватила Рахелу и понеслась домой с криками: «Мама! Мам!» Лора оказалась на втором этаже – складывала чистое белье, зажав плечом беспроводной телефон. Когда я вошла в комнату со словами «Мам, Ра… Рейчел поранилась», она подняла голову и выронила трубку.

– Сью, я позже перезвоню, – прокричала Лора в трубку на полу.