Девочка (не) Джеймса Бонда

Первый шаг. Ты ещё можешь вернуться, Стальной.

Второй шаг. Рвануть на себя дверь, одним движением выдернуть Анку из машины.

Третий шаг. Прижать к себе, зацеловать до умопомрачения. Через губы добраться до сердца и забрать его в плен навсегда. Пусть сопротивляется, бьет кулачками в грудь, царапается и даже кусается.

Четвертый шаг. Бросить на траву и любить, пока не попросит пощады. Но и тогда не отпустить. А продолжать, пока не наступит полное изнеможение его сильного, тренированного тела. А наступало оно не скоро. Недаром все его женщины, без исключения, всегда блаженно шептали:

— А ты, действительно, стальной!

Это только в математике две параллельные прямые никогда не пересекаются. А в жизни они сплетаются в одну красную пунктирную линию, нарисованную очередями из автомата. Ты не умеешь петь о любви, Стальной. Но ты умеешь отстреливать на мишени сердце, плотно укладывая пули одну рядом с другой.

Пятый шаг. Тихий хруст льда. Не под ногами — в сердце. Знакомый звук. Он каждый раз возвращается к нему на фразе: "Меня нельзя любить". Стальной замер на последнем пятом шаге. Ещё можно вернуться. Ещё можно всё исправить. Он не мог заставить себя сдвинуться ни вперёд, ни назад.

И в этот момент раздался резкий гудок клаксона. Стальной вздрогнул. Анка изо всех сил давила на клаксон. Стальной открыл дверь и сел в машину.

— Поторопитесь, господин главный координатор, — язвительно сказала она. — Труба зовёт. Страна ждать не будет. Она у нас одна. Можно мне зайти на Ютьюб и поискать патриотическую музыку для настроя?

Он не ответил, заводя машину. Всё к лучшему. Ведь даже на перстне царя Соломона было написано: "И это пройдет".

Аня

Я предложила ему себя. А он отказал. Он выбрал не меня, а свою работу. Теперь всё ясно. Я нужна была ему для дела. Всего он не расскажет. Да и не нужно. Знаю одно: ошибиться я не могла. Я видела, как он на меня смотрит. Как пытается спрятать чувства за насмешкой и иронией. Но они были, эти чувства. Уверена на все сто. Просто он выбрал не меня. Как же это унизительно и мерзко, когда дохнешь от любви! Когда кислорода нет, как в безвоздушном пространстве. И тебе объясняют, что есть кто-то поважнее тебя. И самое ужасное, что это не женщина. С другой женщиной бороться можно. С работой нет. Жаль, что ненавидеть его я не могу. Не получается пока. Но очень нужно. Если любить его нельзя, придется научиться ненавидеть, презирать и что там ещё? Придется ручкой на бумаге составить список токсичных эмоций и показать его сердцу. Потому что сердце тупит, тормозит и никак не дает его разлюбить. Как же мне жить с этим всем?

Всего пять минут назад я была готова летать. Ловить губами росчерки комет на черном бархате космоса. Ведь все говорят, что любовь — это именно так. Взлет, падение, мощный аккорд. Потом нежность. Потом снова взлет. Невидимая нить, что тянется от него ко мне. И бурлящее счастье, которое никогда не засыпает. Врут они. Я больше не верю в любовь. Они ее придумали из страха, из одиночества. Оттого, что в огромном мире все они забытые, брошенные и голые. И все слова — это дырявый шмот, кое-как прикрывающий обнаженную правду: любви нет, есть мечты о любви. Я мечтать не буду. Всё будет так, как ты хотел, Стальной: голый расчет, связи, система. Все свои. Горько, больно, обжигает нёбо, как чистая водка. Зато честно. Прощайте, мои мечты. С вами было уютно. Я напишу вам из той, другой жизни. Когда-нибудь.

До отеля мы доехали в молчании. Кит пригласил меня на ужин. Я вежливо отказалась:

— Благодарю вас, Никита Ильич, сыта по горло, — и гордо вскинув голову, пошла в номер.

Снова понежилась в ароматной пене в джакузи. Но ванна в форме алой женской туфельки уже не доставила мне такого удовольствия. Всё как-то померкло. Не то, всё не то. Я надела пижаму и собралась спать. Но в дверь постучали.

— Кто там? — спросила я, подойдя к двери.

— Доставка в номера, — раздался из-за двери голос Кита.

Он уже оставит меня сегодня в покое? Я просто хочу немного побыть одна. Не слышать никого, а тем более, его, полежать под одеялом, спокойно поревереть, в конце концов. Ну я ему сейчас покажу! Рывком распахнув дверь, я выпалила:

— Спать ложусь, спать! И ничего не заказывала!

— Зато я заказал, — Кит, не обращая на меня ни малейшего внимания, вкатил в номер столик.

Фрукты, сладости, тарелка с разными сырами теснились на столике. Посередине стояла вазочка с одной белой розой.

— Цветы мне, фрукты тебе, — он взял розу из вазочки и заткнул ее за ухо.

Наверное, это было смешно. Да, точно смешно в той прошлой жизни, в которой у меня была надежда. А теперь я разозлилась. От того, что он ясно обозначил границы. Да что там границы! Он возвел между нами Берлинскую стену, но при этом пытается изобразить, что дружба еще возможна. Это вранье. Между нами дружбы быть не может. Только рабочие отношения.

— Я так понимаю, что если я не съем ужин, то вы не отстанете? — спокойно, без улыбки сказала я и взяла большую красную грушу из фарфоровой вазочки, расписанной библейскими сюжетами.

Стальной молча кивнул.

— Ладно, — я откусила грушу, прожевала.