Девочка (не) Джеймса Бонда

Взяла веточку винограда и честно съела. После этого потянула с тарелки ломтик сыра и бодро сжевала его.

— Всё? Вы довольны, Никита Ильич? Можно мне теперь пойти спать, господин главный координатор?

Он явно растерялся. Наверное, он думал, что будет сцена, слезы и долгое выяснение отношений. Но такой реакции он явно не ожидал. Да и никто не ожидает почему-то. Не знаю: то ли мой блондинистый цвет волос виноват? То ли голубые глаза? Но почему-то все окружающие, включая отчима и бабушку, ожидают от меня бурного проявления эмоций. Так себя обычно и ведут блондинки в кино. И всех очень удивляет, что я молчу. А я просто мысленно закрываю дверь и возвожу стену между собой и тем, кто меня обидел. И мне за этой стеной уютно и спокойно.

— За тобой зайдут в девять утра, будь готова, — Кит вытащил розу из-за уха и положил на столик.

— Как скажете. Не забудьте закрыть за собой дверь, — я демонстративно легла в постель и укрылась шелковым одеялом.

Как только щелкнул дверной замок, я, наконец, дала волю слезам.

В девять утра я была полностью готова. Посмотрела видео, которое мне дал Одуванчик. Накрасилась, надела вещи из пакета номер три: бежевую юбку "солнце-клёш", белую шёлковую блузку и кофточку с крошечными стеклянными пуговичками. На ноги — чёрт, как же я их ненавижу! — натянула телесного цвета тонкие колготки и белые туфельки-балетки.

В дверь постучали. Я нацепила равнодушное выражение лица, думая, что за дверью Кит. Но там стояла Рухама.

— Утро! — пропела она, бесцеремонно пихнула меня плечом и без приглашения вошла в номер.

Рухама достала из сумочки серебряный крестик на тонкой цепочке и протянула мне:

— Свой сними, надень этот, — и еще вот это, — она вытащила из кармана бархатную коробочку, открыла ее и показала мне кольцо: нежно-розовый камешек на тонкой серебряной обручке.

— У меня уже есть крестик, — возразила я. — А украшения я почти не ношу. Тем более такие.

Рухама ухмыльнулась, погладила крестик. Он щёлкнул и открылся. Внутри была крошечная, размером с горошину, белая коробочка.

— Это датчик движения, — объяснила Рухама. — А это, — она нажала на камешек кольца и он съехал в сторону, — микрофон.

Я обомлела. Под камешком, действительно, был крошечный микрофончик. Такие вещи я видела в кино. Но всегда считала их выдумкой.

— Только не говорите мне, что у вас есть помада-пистолет, — я послушно надела на шею крестик с датчиком.

— Тоже мне новость, — пожала плечами Рухама, порылась в сумке и достала металлический тюбик с помадой. — Он называется "поцелуй смерти", четыре с половиной миллиметра. Рассчитан на один выстрел, — она осторожно открутила крышечку и повернула тюбик ко мне.

Я вздрогнула. Вместо помады на меня смотрел глазок прицела. Я протянула руку к тюбику.

— Ээээ, нет! — Рухама зажала тюбик в кулаке и быстро кинула в сумку. — Тебе еще рано.

— А мини-камеры нет? — спросила я.

— Камеры на мне, — Рухама подошла к зеркалу возле туалетного столика и поправила прическу — низкий тяжелый узел на затылке, из которого выбилась прядь. — Когда понадобится, я тебе скажу, — она повернулась боком к зеркалу, рассматривая себя.

На ней было черное платье с белым воротником, узкое в талии и с широкой юбкой. На ногах — черные туфли-лодочки на небольшом квадратном каблуке и черные колготки. В ушах поблёскивали крошечные жемчужные серьги-вкрутки. — Это камеры, — Рухама

вытащила из-под воротника серебряный крупный крест, усеянный черными камешками, постучала по двум камешкам, поправила воротник и удовлетворенно кивнула, явно довольная своим отражением.

Чему эта стерва так радуется с утра пораньше? Ее прямо распирает от гордости и самодовольства. У меня родилось неприятное подозрение.

— А вы тоже живете в этой гостинице? — спросила я как бы ненароком, застёгивая сумочку и опустив глаза.

— Да, тоже.

Ну всё понятно. Теперь я знаю, почему Кит меня оттолкнул. Ночью он был с ней. Поэтому она так довольна с утра. Она, конечно, очень старая. Из олдов. Ей, наверное, лет сорок пять, если не больше. Значит, Кит просто любит сухофрукты. Оно и понятно. Старушка ему ни в чем не откажет и будет рада всем его фантазиям. Чего только бабуля не сделает, зная, что это, возможно, в последний раз. Хотя, если честно, то в голом виде она великолепна. Я ведь видела ее. Тело шикарное. И на лице ни одной морщинки. Ухоженная такая, как будто только что вылезла из ванны, наполненной духами.

— Нет, — сказала Рухама, глядя на меня с улыбкой.

— Что "нет"? — не поняла я.

— Я не была в номере Стального сегодня ночью. Мы давно не спим.

Откуда она узнала мои мысли?

— Не думала об этом, — смутилась я, чувствуя, как густая краска заливает мои щеки и даже уши.

— Ещё как думала! — рассмеялась она. — Уже и глаза мне выцарапать готова была. Стальной — мужик красивый и харизматичный. Мокрый, я бы сказала.

— В смысле?

— В смысле, что мужик из серии: "вызывайте сантехника". От него у женщин трубы текут, — пояснила Рухама. — Но он женат на работе. И вклиниться между ними не удавалось почти никому.