«Ну вот, опять, — подумала Нина. — Ты же уже большая девочка, чего тебе бояться — как будто большие никогда ничего не боятся». Но признаваться в своих страхах Нине почему-то сразу расхотелось. Наверное, взрослые сами должны решать свои проблемы, Нина часто слышала это от Игорьсергеича. И если уже все считают, что она большая, значит, надо большой и оставаться.
— Ладно, папка, давай чай пить!
Нина поставила на стол чашки с блюдцами и красную пузатую сахарницу в белый горошек. Потом залезла на стул и достала с верхней полки буфета конфетницу с тремя вафлями. Еще подумала немного и пошла к холодильнику, который одиноко, но гордо стоял в прихожей, несомненно, осознавая свое величие. Холодильник был новый, белый и блестящий, словно отполированный, с красиво написанным названием «ЗИС-Москва». У него была замечательная ручка-дергалка, железная, мощная, как где-нибудь на большом корабле в капитанскую каюту, так Нине казалось. Она всегда первой бежала доставать продукты — она полюбила эту ручку-дергалку, но Игорьсергеич ее ругал, ведь это он купил холодильник.
— Варенька, ты как мама скажи девочке, чтоб она не дергала ручку у холодильника! Только по необходимости! И чтоб не держала дверцу открытой! Он стоил мне бешеных денег, это новая модель, еще ни у кого такой нет, и ты, конечно же, не хочешь, чтобы он сразу сломался. Надо было мне с ключом купить — эх, я не подумал. Обязательно скажи девочке!
«Он это говорил маме, а смотрел на меня, — вспоминала Нина. — Неужели не мог сказать прямо? Что я, совсем маленькая, что ли?» Но холодильник был действительно прекрасен, даже если бы был пуст. Но Нина знала, что там лежала колбаса, хотя и не докторская, которую Нина больше всего любила, а любительская, с кругляшками белого противного жира. Нина дернула капитанскую ручку, вынула колбасу, смачно хлопнула холодильной дверцей и притащила добычу папе.
— Зачем, малышка, не надо, это ж мама для вас купила. Вдруг не хватит?
— Ну ты ж так редко у меня бываешь, я хочу тебя угостить!
Нина вытащила огромный нож и, пыхтя, стала резать колбасу. Ровными получились три первых кусочка, остальные по половинкам — нож все время съезжал и не слушался. Потом аккуратно разложила колбасу на тарелке, сначала неудачные половинки, а сверху закамуфлировала теми первыми ровными кругляшками.
— Вот!
— Какая же ты хозяйственная! Спасибо, малышка! Как пахнет! Мне сразу и есть захотелось!
Папа запустил целую колбасину себе в рот, а Нина стала тщательно, ножом и вилкой, выковыривать из своего кусочка ненавистные белые жиринки.
— Да оставь немного, это ж вкусно! — Папа принялся уже за второй кусок, а Нина продолжала препарировать свой.
— Нет, я люблю докторскую! А жир ненавижу! И сало ненавижу! А Игорьсергеич все время сало ест! Это ж противно! Оно скользкое и мерзкое, как внутренности у гусеницы! Гадость!
Нина закончила, наконец, издевательство над колбасой и посмотрела через дырки на папу:
— Смотри, дуршлаг!
— Сама ты дуршлаг! Ешь давай! И спать.
Нина убирала со стола, с опаской поглядывая на отца: а вдруг он сейчас забудет обещания, быстренько засобирается, уйдет и ей придется укладываться самой?
— Ты не уйдешь, пока я схожу в ванную? Подождешь?
— Конечно, хоть и засиделся тут уже. Уложу, только сказки читать не буду, ладно? Так с тобой посижу.
Нина подскочила к отцу и крепко его обняла.
— Папка, как я рада, что ты у меня есть!
Нина взяла папу за руку, закрыла глаза и стала мечтать о том, чтобы быстрее уснуть. Вечер был поздним, тихим, каким-то неподвижным. Папа не стал читать, а начал рассказывать сказку с продолжением, которую они вместе придумали много лет назад. Это были приключения маленькой девочки-феи Крошки, почти Дюймовочки, милой, заботливой, с крошечными крылышками и очень доброй, которая всем-всем помогала. Но поскольку она была очень махонькой, никто не понимал, почему вдруг так хорошо и спокойно стало жить: детишки сразу засыпали и крепко спали по ночам (это Крошка нашептывала им сказки и успокаивала ночью), собачка, которая только и знала, что чесаться, теперь важно охраняет дверь (это Крошка созвала всех собачьих блох на государственный совет и дала им повышение — поселила их на шкуру злого волка в лесу), а бабушка, у которой всегда убегало молоко, теперь перестала волноваться (Крошка махала крылышками, и молоко не поднималось). Каждую сказку папа и дочь сочиняли вместе. Папа начинал, Нина давала сонные указания, несколько раз обычно поправляла папу — нет, Крошка полетела не в лес, а на озеро, давай сказку про рыбок! Потом указания и поправки становились все реже и глуше, пока наконец, Нина не засыпала.
На этот раз у Нины была особенная просьба:
— Папка, давай сегодня пусть Крошка будет у нас во дворе, такая сказка про нас. Чтоб она жила около моего окошка и меня стерегла. И все, и пусть никуда не улетает…
— Давай так, — согласился папа. — Пусть стережет, это хорошо…
И начал, взяв Нину крепко за руку: