«В дождливое время года кактусы своими корнями жадно поглощают воду и скопляют ее в паренхиматической ткани. Испарение у кактусов весьма слабое, так как листовая поверхность у них вполне не развита, кроме того, стеблевая поверхность покрыта плотною кожурою, а иглы и волоски, покрывая стебель иногда сплошь, образуют броню, предохраняющую стебель от сильного нагревания и способствующую образованию вокруг стебля особой атмосферы, где циркуляция воздуха затрудняется, а через это испарение еще более ослабевает. Во время засухи, когда высыхают ручьи и колодцы, кактусы являются даже единственными источниками воды, откуда и животные, и люди утоляют жажду. Лошади, прежде чем съесть К., обивают копытами все его иглы».
Вот про паренхиматическую ткань и лошадей точно не знала. Она наслаждалась такими рассказами, и каждый раз словно отправлялась в путешествие, а в тот раз представила огромную черную гривастую лошадь с белой звездочкой между глаз, которая била копытом по колючим кактусам, разбивая их в ошметки и наслаждаясь теплой и терпкой сочностью. Такое могло быть, наверное, в Перу или Чили…
«В Перу и Чили, — читала она дальше Брокгауза и Ефрона, — древовидные стебли Cereus и Opuntia доставляют строительный материал и дрова, кроме того смолистые стебли употребляются при ночных поездках как факелы (отсюда название этих кактусов: «факельный чертополох»). Слизистый сок Cereus употребляется бразильскими индийцами как лечебное против лихорадки средство, а мякоть многих других видов как размягчающее средство при нарывах. На о-ве Сан-Доминго из шарообразных стеблей некоторых кактусов, после вымачивания и удаления мягких тканей, делаются шляпы. Длинные иглы (до 0,3 м) видов Cereus употребляются в Перу как вышивальные и вязальные иглы. Культивируются или ради причудливой формы, или ради роскошных цветков (Cereus grandiflorus — царица ночи, Phyllocactus и др.). Культура кактусов не трудна: они требуют сухой, легкой почвы, богатой известью, и умеренной поливки, кактусы легко размножаются отводками и черенками».
Она хотела потом показать Игорьсергеичу эту статью, чтоб он увидел, что никакого воздуха кактусам не требуется, что их легко размножить, если вдруг кусок отвалится, и что пусть эти кактусы хоть служат народу, если уж занимают столько места на подоконнике — пользовать их в виде иголок или делать лечебные отвары на худой конец.
И как-то показала, плюхнув на стол тяжелый том на букву «К» прямо перед крупным носом этого человека в пижаме.
— Ты зачем портишь книгу? — спросил он, не поднимая глаз. — Зачем вообще вынимать энциклопедию из ряда? Поставь обратно, деточка. Я тебе говорю это большими буквами! Книги очень дорогие, и просто так их мусолить я не позволю! Это не игрушка! Потом невозможно будет их продать!
Нина попыталась было сказать, что книги вообще-то дедушкины, и, во-первых, продавать их никто не собирается, а во-вторых, на то они и книги, чтобы их читать, но Игорьсергеич встал и, шаркая клетчатыми шлепанцами, удалился к себе в комнату, закрыв дверь.
С тех пор, затаив обиду на Игорьсергеича, Нина с нескрываемым удовольствием устраивалась в его отсутствие на подоконнике, задвигала ногой коллекционные горшки к самому окну и этим мелко мстила.
Нина доела борщ, взяла в руку котлету и стала лениво жевать, глядя в окно. Потом вспомнила, что еще не переоделась, и надела домашнее платье, перешитое из старого маминого халата, длинное, теплое, байковое, как называлась его ткань. Никто ж не знал, что когда-то оно было обычным халатом на пуговицах, а сейчас выглядело почти как принцессино платье, с длинными рукавами, вязаным воротничком и широкой оборкой по подолу, почти до щиколотки. Хотя расцветка, конечно, могла бы быть и не такая мрачненькая.
Нина устроилась поуютнее и снова припала к окошку. Пашка уже давно смылся. Наверное, пошел искать очередных врагов народа, чтобы дома в подробностях рассказать о них папе. Ими, врагами этими, с точки зрения Пашки, мог быть кто угодно: советская девушка, которая прошла мимо него по улице, держа под руку явного иностранца, продавщица, которая сказала, что колбасы нет, а какому-то дядьке дала, завернутую в бумагу, и даже его собственная учительница, которая поставила Пашке очередную двойку за невыученные стихи!
Пусть ищет, ладно! Нечего ему тут сидеть! Нина посмотрела на коляску со спящим Егоркой, которая стояла прямо под окном у тети Майи. Она часто выставляла его одного, а сама шла заниматься домашними делами. Ничего, говорила, пусть привыкает к самостоятельной жизни! Егорка и спал совершенно самостоятельно и пока еще ничего, кроме еды, не требуя. Тетя Майя иногда выбегала из подъезда, заглядывала в молчащую коляску и мигом летела назад с криком: «Как бы не подгорело!» Видимо, на кухне жарилось что-то важное.
У беседки стояли трое: Бабрита, руки в боки, Серафим и Васька.