Девочка со спичками

Задержавшись на несколько секунд, она наконец нажала на последнюю светящуюся кнопку, и аппарат, глухо рыкнув, затих и оставил после себя звенящую тишину.

Кира протянула дрожащие пальцы к рычагам разблокировки маски. Она намеренно не дотрагивалась до лица Соколова – ее охватывал ужас при мысли, что кожа окажется ледяной.

Нажала на маску, та с шипением отделилась от лица.

Ничего не поменялось. Дыхания нет – но, может, оно слишком слабое?..

Пальцы застыли над торчащим кадыком Соколова, не в силах прикоснуться и узнать правду. Она ждала, сама не зная, чего, обреченно понимая, что Игорь просто не может быть жив. То, что она видит, – жалкая оболочка, кокон, который остался на Земле, а его сознания, его души больше здесь нет.

Кира как будто вновь оказалась на мосту, и в лицо ей бил ветер, а внизу гудела темнота. Она отвела глаза, полные слез, от реки – на парапете стоял Соколов. Он смотрел на нее, ежась на ветру и часто моргая сквозь снег.

В нем не было страха. Над пропастью стоял человек, который на самом деле ее любил.

И она дотронулась пальцами до его шеи.

Кожа Соколова оказалась холодной, сухой и тонкой, как пергамент. Кира судорожно схватилась за край кувеза, чтобы не упасть: пульса не было.

Она быстро ощупала его страшно худые запястья – пульса не было и там.

Надо было делать хоть что-нибудь – но она безучастно смотрела на свои ладони, на которых лежали ладони Игоря Соколова. Слишком отчетливо, как под увеличительным стеклом, она видела каждый сустав, каждую фалангу, каждую царапину на этих руках. Она сжала их – а потом уткнулась в них лбом и затряслась в беззвучной, разрывающей на части истерике.

Она не могла выразить все, что чувствовала, – не умела, не знала как и, главное, не понимала, почему ощущает все это. Только сейчас она осознала всю ужасающую жестокость судьбы, которая сначала искалечила жизнь ей, а потом лишила разума и личности другого человека – пусть он бесконечно этого заслуживал.

Все это оказалось лишь иллюзией пути, в конце которого ждала смерть.

Кира не знала, зачем ей теперь жить. Она наконец призналась себе, что единственной причиной задерживаться на этом свете для нее был Соколов. Она стала той, кем стала, движимая испепеляющим, нестерпимым желанием мести. Каждый день видя свое изуродованное лицо в зеркале и погружаясь в поток новостей, все более абсурдных и страшных, неизменно пропитанных его именем, она все больше и больше срасталась с объектом своей ненависти, пока они не стали единым целым.

– Вот дерьмо… – выдавила она сквозь слезы. Нервно рассмеялась и еще сильнее сжала его ладони в своих.

Одна за другой, как блестящие звенья цепи, в голове стали появляться фразы. Кира не понимала, почему это вдруг началось, – может быть, от шока, но она повторяла их про себя, как странную изломанную молитву, в которой все слова поменялись местами.

«Девочка хотела погреться…» «Как же холодно было в этот вечер…» «И спички вспыхнули так ослепительно, что стало светлее, чем днем…»

Она уронила ладони ему на грудь и навалилась всем весом, делая последнее, что могла, – как врач и как человек. Она билась, как птица, пытаясь завести остановившееся сердце; вдыхала пыльный воздух в его пересохшие губы и снова давила на грудь, зная, что это бесполезно. Но она не чувствовала отвращения – лишь иррациональное желание остаться рядом до конца.

Только спустя долгое время Кира осознала, что не позволило ей тогда сдаться: понимание, что Соколов ждал ее во сне много дней – а в своей голове, в том магазине, он ждал годы.

Не сомневаясь, не оставляя надежды – просто ждал ее.

– Дыши, дыши, ну дыши же ты! – застонала она и выдохнула в него остатки воздуха.

И вдруг он как будто разом забрал весь кислород из ее легких – и, громко закашлявшись, задышал.

Кира зажала рот рукой, отпрянула и разрыдалась.

Соколов медленно приходил в себя, болезненно щурясь от тусклого света полуподвального помещения. Его взгляд долго не фокусировался: все застилала мутная пелена, стылый туман прикоснувшегося к смерти сознания, но он все же сумел различить худую фигурку со светлыми взъерошенными волосами.

– Девочка… со спичками… – Он слабо улыбнулся. – Ты все-таки пришла.

Кира судорожно сглотнула.

– Я… рада, что вы живы, Игорь Александрович. Никогда не делайте так больше. Еще одной вашей смерти я не выдержу.

– Придется… – закашлялся Игорь. – Ты точно проживешь дольше меня, но я обещаю, что еще успею тебе надоесть. Окажешь мне услугу?

– Какую?

– Совсем простую.

– Хорошо, – удивленно согласилась Кира.

– Можешь снять с моей шеи цепочку? Она под рубашкой. Не бойся, я тебя не трону. Мне тяжело двигаться.

Она с тревогой осмотрела его:

– Мышцы атрофировались. Вы слишком долго пробыли во сне. Вы сейчас как ребенок… с физической точки зрения.

– Я понял. Тогда, пожалуйста, не связывай то, что я скажу, с моим состоянием.