Девочка со спичками

Двери лифта открылись, они вышли и по инерции остались стоять. Арина будто повисла между ними в воздухе на пуантах, легкая, бледная и мертвая, как уснувшая бабочка за стеклом, и каждый из них в этот момент думал о ней – но по-своему.

– Знаете, Игорь Александрович, я тут подумал: сколько лет я уже на вас работаю? – внезапно спросил Геворг, глядя сквозь широченные окна куда-то вдаль.

Соколов пожал плечами:

– Не помню, а что?

– А я вас помню совсем молодым, – проговорил сквозь полузакрытые губы Геворг, чтобы на камерах не было видно. – Как вы сидели на допросе у Крайнова, а отец ваш, царствие ему небесное, вас отмазывал. И как мать ваша пороги обивала, чтобы вытащить вас оттуда, куда вы попали по своей глупости и дерзости. Любили они вас, и вы это знаете, и мать ваша с ума сходила, а вы теперь ее даже похоронить не хотите. По-людски. По-человечески.

– Что ты сказал? – Игорь повернулся и будто впервые по-настоящему разглядел своего помощника по личным делам. Геворг всегда был осторожным и незаметным, если не сказать тихим, – и вдруг воткнул в грудь Соколова ледяной штырь из таких крамольных фактов и воспоминаний, которые президент мечтал похоронить в тысячу раз больше, чем собственную мать.

– Что ты сказал? – медленно повторил он, и его голосом шептала бездна, в которой для Геворга за такую неслыханную наглость маячило не то что увольнение – посадка.

Кустистые брови с ниточками седины сдвинулись на переносице, и Геворг стал похож на старого горца с обветренными щеками, идущего сквозь овраги и бездорожье к смерти – без страха и сомнений.

– Похороните Ариночку. Прошу вас. Нельзя так. Не по-Божьи это.

– А тебе какое дело? Ты что, с ней путался? – зло процедил Соколов. – Разберусь без тебя. Подготовь все в Пирогова, а потом собирай свои манатки и проваливай отсюда. Чтобы через сутки духу твоего здесь не было.

Геворг слабо улыбнулся, и стало видно, какой он на самом деле маленький, сухонький – самый настоящий старик, но крепкий и стоящий на своем, как железный столб на пыльной армянской дороге.

– Любил я ее, Игорь Александрович. Только вы об этом не знали. Ну так то ж не преступление. Просто молча любил все эти годы. Она знала, но не отвечала, – и того мне было достаточно. Вам, молодым, этого не понять. Такое не лечится вашими новомодными таблетками.

Игорь не выдержал и почти побежал от него, стуча подошвами дорогих туфель по мрамору, а охрана послушным собачьим хвостом засеменила следом.

В машине он трясущимися руками вытащил из кармана пузырек с лекарством, сделав на камеру вид, что завязывает шнурок, опустился ниже угла обзора и проглотил сразу несколько таблеток, а потом откинулся на сиденье со стеклянными глазами, убитый наповал этим внезапным признанием Геворга.

«Блядь, да не любили они меня, не любили! Они даже друг друга не любили, и она его, и он ее! Только себя, всегда!»

Крик рвался изнутри, но лицо Игоря оставалось каменным, и он от изнеможения закрыл глаза, подернутые пленкой, – и опять провалился в яму.

Там, в глубине, свивались и расплетались, как ветви лозы, два гибких тела на берегу: отец целовал мать, а потом она медленно поворачивалась к Игорю, смущенно смеялась, одергивала платье и говорила: «Как ты, сынок? Люблю тебя. Скоро домой поедем».

* * *

Вопреки Кириным прогнозам, Соколов даже не попытался протестировать «Капсулу» на себе – ни во время первого визита в центр, ни в следующие.

Конечно, она понимала, что для полноценного, длинного сна в «Капсуле» ему понадобится довольно серьезная подготовка. Тестировщики перед такими погружениями тренировались распаковывать эмоции, очищаться от блоков, правильно расслабляться и дышать, погружаясь в сон, делали много психологических упражнений, чтобы не страдать от кошмаров, которые были самым частым типом снов в «Капсуле». Президент явно не имел времени на подобные занятия, поэтому его максимумом было бы, наверное, погружение в пре-сон – но он и про эту опцию ни разу не спрашивал.

Кира была откровенно разочарована. То, что обещало стать увлекательным экспериментом по вскрытию мозга президента, превратилось в тягучий сериал, где Соколов исправно приезжал в лабораторию, сдержанно улыбался шуткам семенящего рядом Стрелковского, смотрел на огромные проекции лобных и теменных долей, висящие в воздухе над «Капсулой», подходил к аппарату, заглядывал в белоснежное ложе кувеза, похожее на футуристичный гроб или место для гибернации, но никогда не говорил о том, чего ему на самом деле хотелось.

В один из длинных вечеров в конце июня Кира сидела, сдвинув очки на макушку, рядом с мини-капсулой, в которой лежала спящая мышь. Она иногда не могла сдержаться и украдкой гладила зверьков, спящих так крепко и сладко, что хотелось отключиться рядом с ними прямо на полу лаборатории. Кира любила животных, хоть и не позволяла себе к ним привязываться после того, как однажды случайно чуть не убила подопытную собаку.