Девочка-Царцаха

— «Тепленькую» гонят,—засмеялся Говоров.—Водка это ихняя, по-калмыцки «араки» называется, а по-нашему—«тепленькая». Ее из кислого молока гонят, а когда пьют, маслом заедают. А как угощать вас станут, отказываться не вздумайте, не то крепко обидите хозяина.

— Но я же не пью.

— А ежели не пьете, все равно пригубьте маленько, хотя бы для видимости, чтобы хозяину обиды не было. Да она не крепкая! Ее, когда пьешь, так и не чувствуешь — вода и вода. И даже ежели много хватишь, только потом задурманит.

За кибиткой послышалась какая-то возня; озадаченные калмыки переглянулись, и хозяин поспешно приподнял кошму у входа. В кибитку вошел Михаил Иванович.

— Можно, что ли, к вам? Менде!

— Менде!— Хозяин уселся на прежнее место и с любопытством и сочувствием смотрел на гостя.

Вид у Михаила Ивановича был плачевный: по лицу с промокшей насквозь фуражки текли ручьи, одежда облепила его плотное тело. Лицо у него было багровое, ко лбу прилипли рыжеватые волосы; по-детски наивные глаза как-то нелепо прищурены, а рот вытянут трубочкой. Ксения с трудом подавила улыбку.

Присев к очагу, Михаил Иванович обвел глазами сидящих и только теперь заметил Ксению. Встреча с нею здесь была так неожиданна, что он откинулся назад и разинул рот.

— Как! Это вы, товарищ Юркова! Темновато... я вас и не заметил. Здравствуйте!—он пригляделся к Говорову и поздоровался и с ним.

— Почему же вы не дождались меня в Харгункинах, как мы договорились?— спросила Ксения, когда он немного пришел в себя.

— Да так получилось... Раньше управился, вот и поехал. Думал, вас либо в Булг-Айсте, либо в Сонринге застигну, ан дож-дик-то и помешал.

— Все доставили в Харгункины благополучно?

—Все в полном порядке-с,— ответил Михаил Иванович, отодвигаясь от очага, чтобы освободить место для деревянной плошки с маслом, которую хозяйка поставила перед ним, как и перед другими гостями, прямо на землю.

Хозяин налил из кувшина в деревянную чашку мутную жидкость и молча протянул ее Ксении.

— Пригубьте, пригубьте,— поспешно напомнил ей Говоров.— Ишь, какой вам почет оказывают... Первой поднесли...

Ксения не без усилия выпила неприятно пахнущую жидкость и в знак благодарности приложила руку к сердцу.

— Сызмальства я здесь и завсегда ее пью. Очень пользительная для легких!—сказал Говоров, с наслаждением опорожнив чашку.

Ксения засмеялась.

—У мужчин всякий алкогольный напиток пользительный. Знаем мы вас!—И она повернулась к Михаилу Ивановичу,—Ну что ж, давайте рассчитаемся?

— Ничего не имею против,— отозвался он, тоже с явным наслаждением выпив чашку «тепленькой» и возвращая ее хозяину.

Роясь в сумке, Ксения как бы между прочим сказала:

— Что же вы, Михаил Иванович, меня подвели?

— Да чтобы я... вас? Когда?— встрепенулся он.

А посылочку мою Клавдии Сергеевне не передали.

— Вот голова!—Михаил Иванович звонко шлепнул себя по лбу.— Виноват-с! Второпях забыл!

— Очень жаль, что вы такой забывчивый. А двадцать рублей передали?

— Двадцать рублей?— он снова шлепнул себя по лбу.— Вот именно, не передал... Тоже, так сказать, забыл... Что делается! А если бы деньги не забыл, то и конфетки отдал бы сразу...

— А откуда вы знаете, что в ящичке были конфеты?— удивилась Ксения.

Михаил Иванович некоторое время молчал.

— Вы сами изволили мне сказать об этом в Булг-Айсте.

Ксения смотрела, как трогательно он улыбался, как доверчиво и преданно смотрели на нее эти голубые детские глаза, и ей стало неловко.

«Может быть, я и в самом деле сказала»,— подумала она.

— Но двадцать рублей вы мне возвратите, Михаил Иванович. Я сегодня рассчиталась с Клавдией Сергеевной, когда узнала, что вы ей ничего не передали.

— Пожалуйста, пожалуйста,—Михаил Иванович суетливо вытащил деньги и подал ей две десятки.

— А вот расписочку на химикаты получите. Вам причитается сорок рублей. Вот в этом табеле распишитесь. А теперь,— продолжала она, когда Михаил Иванович вернул ей табель и карандаш,— получите десять рублей наличными и тридцать распиской, которую выдали вы Клавдии Сергеевне.

Ксения пристально посмотрела на него.

— Совершенно правильно!— воскликнул Михаил Иванович, но лицо его приняло разочарованное выражение.

— Ну вот, я с вами и в расчете, а с вас еще конфеты, вы их не забудете передать на обратном пути?

— Да что вы! Непременно!— отозвался Михаил Иванович.

Чем больше Ксения смотрела на него, тем он становился ей неприятнее... Боясь, что он заметит это, она отвернулась.

— Ведь вот бывают же неприятности!—Михаил Иванович обратился к Говорову.— И как это я забыл, сам не знаю...

—- Всякое, конечно, случается,— меланхолично поддакнул ему Говоров.

Просидев еще с полчасика, Ксения заметила, что сквозь дымник проглядывает уже прояснившееся небо.

— Наверное, пора ехать,— обратилась она к ямщику.

— А здесь не заночуем?—нерешительно предложил Говоров.

Ему не хотелось вылезать на сырость, да и «тепленькой» у хозяина еще было много.

— Верю, что вам не хочется, но боюсь, что к утру я не поспею на место, отряд меня будет ждать.

— Воля ваяла... Ехать так ехать...—Они встали.

— Менде сяахн!— Ксения обошла всех присутствовавших, а пожилой калмык, улыбаясь, задержал ее руку.