Наутро я выехала в больницу примерно в половине пятого, оставив Сэди за старшую, а младших детей – спящими в постелях. К городу я подъезжала под легким утренним снегопадом. Казалось, во всем мире бодрствую только я одна.
По прибытии на место я обрадовалась, увидев в больничном коридоре потертую дубовую скамью, где могла сесть и отдохнуть после бессонной ночи. Кутаясь в пальто, я устроилась с краю. С ботинок натекла лужица. Я не сводила глаз с двери родильного зала в конце коридора. Уже начали? Или нет?
В тусклом свете пустая зона ожидания вызывала жутковатые ощущения. Пациенты еще спали. Сестры просматривали медицинские карты, готовясь к смене дежурства. Мне вспомнилось, как на этом же этаже всего два года назад я забирала новорожденную сестру Ханны – нашу новую подопечную. Это событие и привело к цепочке других, в том числе и к сегодняшнему. Смогу ли я привезти домой нового младенца – как привезла Элли?
Внезапно раздался звон лифта. Металлические дверцы разъехались, и ко мне, точно призраки, двинулись четыре силуэта. Я разглядела за спинами остальных троих Пэмми. Это была утешительная картина. Но трое внушали опасения: полицейский и две сотрудницы Управления, одной из которых оказалась Джилл.
Вот так, да? С полицейским эскортом? Но почему? Неужели боятся, что я причиню неприятности?
Пэмми ухитрилась обогнать всю троицу, уселась рядом, ободряюще обняла меня и взяла за руку.
Ангел в неведении. Я старалась не обращать внимания на незваных гостей напротив.
Обязательно им было садиться так близко?
В их присутствии нам с Пэмми было не до разговоров. Мы, все пятеро, сидели в тесной зоне ожидания и как могли избегали смотреть друг на друга. Тянулись минуты. Мы с Пэмми сидели молча. Уйти было некуда. Нам требовалось дождаться известия о рождении ребенка, и я решила, что больше ни на минуту не поддамся молчаливому запугиванию. Я глубоко вздохнула, посмотрела прямо на троих и улыбнулась. Их глаза распахнулись.
– Доброе утро, – сказала я.
Все трое коротко и неловко кивнули. Одна из сотрудниц шепотом откликнулась: «Доброе». Казалось, никто из них не знал, следует ли им разговаривать со мной.
Вот так, да? С полицейским эскортом? Но почему? Неужели боятся, что я причиню неприятности?
Когда враги сходятся в битве, должны ли они вести разговоры? Я мысленно упрекнула себя. Это не враги. Они просто выполняют свою работу. И я им не враг. Случись все это несколько месяцев назад, все мы сидели бы на одной скамье.
Но теперь возникли конфликт, раскол и недоверие. Так что этим утром нам подобало сидеть порознь. Грустно было сознавать, что отношения, которые моя семья и я строили с УДС шестнадцать лет, разрушились в одночасье и все мы стали жертвами.
В 5:35 двери родильного зала раскрылись. Доктор Майерс в темно-зеленом хирургическом костюме, шапочке и маске торжественно вышел в коридор. Он нес сверток, закутанный в белое больничное одеяло. Верный образу ковбоя, доктор носил под стерильными бахилами ковбойские сапоги. Походкой жеребца-тяжеловоза он двинулся по длинному коридору, и я увидела, как он переводит глаза с делегации из Управления на нас с Пэмми.
Пристроившиеся на скамье, словно три птички на проводах, сотрудницы УДС и полицейский вытянулись по струнке.
Врач резко отвел от них взгляд, всмотрелся в меня, и его глаза заблестели. Он улыбнулся, и щеки чуть приподнялись над краем маски.
Педиатра Майерса обожала вся наша семья: он лечил не только наших пятерых детишек, но и почти всех подопечных. По моей просьбе и с согласия Карен он согласился наблюдать ее ребенка, когда тот появится на свет.
Я сохраняла бесстрастное выражение лица и не сходила с места. Сердце учащенно билось, но мне не хотелось своим поведением бросить вызов трем официальным лицам. Пэмми следовала моему примеру.
Доктор Майерс широкими шагами подошел ко мне, наклонился и чуть приоткрыл края свертка – достаточно, чтобы увидеть, что в нем. Он подмигнул и тихонько объявил: «Девочка». Не обратив внимания на остальных, он снова прикрыл младенца и с гулким топотом удалился по коридору к детской палате, унося сверток в своих надежных руках.
Приложив ладонь к груди, чтобы усмирить судорожно заколотившееся сердце, я склонила голову и шепотом помолилась:
– Благодарю тебя, Иисус, за эту драгоценную новую жизнь.
Утренние сумерки сменялись дневным светом. Пэмми заторопилась домой, к своим детям. Перед уходом она снова обняла меня.
– Позвони попозже, – шепнула она.
Я осталась одна. Трое растерянно уставились на меня. Не знаю почему, но я сочла своим долгом объявить о рождении ребенка – и, перейдя незримую границу посреди коридора, смущенно вторглась на чужую территорию.
– Девочка, – прошептала я, словно мне полагалось хранить эту тайну.
Все мы улыбнулись друг другу, и на миг возникло ощущение, будто все мы – члены одной семьи, радующиеся прибавлению в наших рядах. Но момент тут же был омрачен напоминанием, кто мы на самом деле, и мы снова напустили на себя серьезный вид.