Девочка в гараже. Реальная история приемной мамы

– Нам известно, что вы навещали Карен в изоляторе и в тюрьме. Наша работа – защищать детей, – при этих словах у меня екнуло в животе, – и мы считаем, что ваши отношения с Карен поставят ребенка под угрозу, если вы получите опеку над ним. Возможно, вы станете возить ребенка в тюрьму, а это может быть опасно. Так что в Управлении убеждены, что в интересах ребенка мы должны принять опеку и попечительство.

Я уставилась на нее в упор и сощурилась. «Ваша организация закрылась на несколько недель из-за убийства ребенка, бывшего под надзором, а вы беспокоитесь о нас?» В сердце взметнулся гнев.

– Вот так вот, значит? – процедила сквозь зубы я.

Глаза Джилл широко раскрылись, словно она ожидала, что я взорвусь, и готовилась к этому.

Подавшись к ней, я перевела дыхание.

– Вам известно, что этот ребенок у нас окажется не просто в безопасности, но и будет любимым. Управление хочет спасти репутацию и взять под свой контроль всех остальных детей Карен, раз уж Ханну не удалось защитить? Понимаю. Знаю, на вас подали в суд, и догадываюсь, что Управление постарается преподнести себя как лучший выход для нового ребенка. Но судьбой Ханны, ее сестер и братьев на протяжении четырнадцати месяцев распоряжалась отнюдь не я. И это не я не сумела проследить за тем, что творилось в доме их матери, когда они покинули мой дом. И это не я девять месяцев не могла выяснить, что Ханну забила насмерть родная мать и все это время держала ее труп в гараже, запихнув в мусорный мешок. Мы шестнадцать лет выполняли обязанности патронатной семьи при Управлении. Нас не раз просили делиться опытом на тренингах для новых патронатных семей: Управление считало нас образцовой семьей. Про нас даже сюжет ко Дню матери делали – мол, расскажите, как приходится матерям из приемных семей… И выбрало нас Управление. Прямо сейчас в нашем доме живут двое подопечных детей. Что же вы не забрали их у непригодной семейки? А теперь, по-вашему, я поставлю еще не родившегося ребенка Карен под угрозу, если нам дадут его усыновить?

Джилл молчала.

Я говорила негромко, но твердо:

– Мне известно, что вы в трудной ситуации. Не знаю, записывают ли меня сейчас и наблюдают ли за мной, но вот что я вам скажу: я буду делать в первую очередь то, к чему призывает меня Бог, и лишь потом то, чего хотят от меня люди. Вы христианка, значит, понимаете, что я имею в виду. Бог призвал нас с Элом вызваться усыновить этого ребенка, именно это мы и сделаем. Мне уже доводилось выступать в суде в поддержку Управления. Видимо, на этот раз будем по разные стороны баррикад. Это очень огорчает, но я буду бороться за этого малыша. У меня не было права защитить Ханну, но есть шанс защитить это дитя, и я убеждена, что Бог призывает меня сделать это.

Джилл не сказала ни слова. Я различила легкий блеск в ее глазах и еле уловимый намек на улыбку. Неужели она пыталась дать мне что-то понять? Ее напряжение рассеялось, плечи расслабились.

Минуту мы сидели, вглядываясь друг в друга. Обе молчали.

Я встала, поблагодарила Джилл за уделенное время и покинула кабинет.

16. Появление на свет

Автоответчик касперской тюрьмы воспроизвел знакомую запись. Карен снова привезли в город. Я знала, что времени у нее в обрез и что через день-другой ее увезут обратно в женскую тюрьму Ласка. За то краткое время, которое у меня осталось, важно было встретиться с ней и завершить наше дело.

После разговора с Джилл прошла неделя. Я кипела на медленном огне раздражения, меня преследовали тревоги за будущее ребенка Карен, а между тем дата его появления на свет приближалась. Мне хотелось, чтобы мое доверие к Богу было непоколебимым, но избежать колебаний не удавалось. Приходилось постоянно напоминать себе: смирись, всецело вверь себя воле Божьей – исполнившись, она будет безупречна.

Наступил вечер. Ужин, уборка, посуда – и мы собрали детей в гостиной: рассказать, как продвигается процесс усыновления. Те признались, что их чувства противоречивы. Что будет лучше для малыша? Трудно ли будет видеть у нас брата или сестру Ханны – как постоянное напоминание о ней и ее участи? Найдутся ли люди, считающие, что нам не следовало усыновлять младенца Карен, а лучше отдать его в УДС, а потом – на усыновление в другой штат или по крайней мере в другой город? Все эти вопросы вставали перед нами со всей остротой. А потом возник и один из самых важных. Если Бог призвал нас усыновить этого малыша, сумеем ли мы уберечь его от системы патронатной опеки, зная, что не смогли защитить Ханну?

Мы были единодушны: мы сделаем то, к чему нас призвали, и посмотрим, что уготовал Бог для этого ребенка и для нашей семьи.

Закончив разговор, я объявила детям, что еду в город.

– Карен сейчас в Каспере. Я хочу сообщить ей обо всем.

Услышав о Карен, все изменились. Скрещенные на груди руки, упрямо устремленные в окно взгляды, покачивание голов, отвращение на лицах. Но никто не сказал ни слова. Они не стали меня отговаривать.