В том году я удовлетворительно закончил седьмой класс; в июне близилось мое тринадцатилетние. На протяжении последних двух месяцев я успешно жил жизнью мальчика Васи, у которого много друзей постарше, влюбленная подружка и навык врать и не краснеть. Учился я в то время с тройки на четверку, школа постепенно теряла значимость в моих глазах, к концу учебного года я едва ли помнил, что являюсь прилежной ученицей православной гимназии. Теперь все, что касалось жизни под именем Василиса, не имело для меня никакого значения, я и не воспринимал это как настоящую жизнь. Мне казалось, что «Василиса» – кодовое слово, на которое нужно отзываться, потому что с помощью него в моем теле поддерживают режим функционирования: родители хотят кормить, воспитывать и содержать Лису. Но это подыгрывание стало автоматическим, фоновым, а настоящая жизнь – она была не дома и не в школе. Она была на крыше с другими парнями, в шкафу со старыми вещами брата, в редких встречах с Мариной, во лжи. Начиная такую искусственную жизнь, я думал, что Лиса играет в Васю. Теперь все переменилось: это Вася изредка играл в Лису.
Конечно, живя криминальной жизнью, я узнал изнанку «крутых» компаний.
Однажды мы с Гордеем были на крыше только вдвоем, начался дождь, и мы забрались на чердак. Это место было облюбовано нашей компанией: со стороны оно казалось заброшенным помещением с кучей мусора, на деле же парни тут и там прятали чипсы, бутылки с пивом, воду, газировку.
Пока пережидали дождь, я пил колу, а Гордей вдруг потянулся к потолочной балке и вытащил оттуда целлофановый мешок. Взял из него что-то небольшое, положил на свою ладонь и предложил мне глянуть. Это был пакетик как будто бы с чайными листьями.
– Это что? – спросил я. Хотя догадывался – что.
– Это трава, – спокойно ответил Гордей.
Я поднял на него взгляд. В голове пронеслось миллион мыслей одновременно. Как же так, он что, курит травку? Как это возможно? Ведь это же Гордей, мой брат, разве наркоманы не похожи на исхудалых бродяг? И почему я вообще здесь, на чердаке, смотрю на пакет с травой, я же не из тех ребят, кто вот так спокойно может тусоваться с наркоманами?
– Я не курю, – сказал Гордей, будто бы прочитав все эти вопросы на моем лице. – Это Жорино, он барыжит.
Мне стало легче, но не сильно. Гордей сказал:
– По-моему, есть что-то приятное в том, чтобы смотреть на наркотики и ничего не чувствовать. Некоторые люди убивают за наркоту, а мы держим ее в руках, и нам плевать. Разве не круто?
Я пожал плечами, не совсем понимая, к чему он это говорит. Мне делалось не по себе от происходящего: наркотики, мошенничество, легкие деньги – все это звучало так плохо, так противоречило всему христианскому, что вкладывали в нас родители.
Гордей закончил десятый класс, и от этого ситуация в семье начала накаляться. На обеде, посвященном моему дню рождения, они с отцом поссорились.
– Как дела? – негромко спросил папа.
– Какие дела? – не глядя в его сторону, холодно ответил Гордей.
– Вообще… В учебе… Одиннадцатый класс – время подготовки к экзаменам. Пора взяться за ум и начать…
– Да, я готовлюсь к английскому, – перебил его брат.
Отец нахмурился:
– Почему к английскому?
– Хочу учиться за рубежом, там образование лучше.
Папа улыбнулся, но получилось натянуто и нервно:
– Зачем учиться за рубежом на православного священника?
– Не знаю, – пожал плечами Гордей. – Спроси у тех, кто собирается.
– А ты, стало быть, не собираешься?
У отца желваки на скулах заходили ходуном, но говорил он очень спокойно. Гордей отвечал ему в тон – очень вежливо, но воздух в комнате наэлектризовался от надвигающегося конфликта.
– Что-то не помню, чтобы я собирался.
– Это же само собой, – вкрадчиво отвечал папа. – Ты сын священника, должен продолжать дело, как всякий хороший сын своего отца.
Гордей встал и потянулся через весь стол за кувшином с водой. В абсолютной тишине мы смотрели, как заполняется тонкий стеклянный бокал и как брат аккуратно возвращает кувшин на место. Когда Гордей взял бокал в руку, я почему-то испугался, что он сейчас выплеснет содержимое отцу в лицо. Мама, словно подумав о том же самом, несколько сжалась на месте.
Но, отпив, Гордей сел и сдержанно произнес:
– Думаю, у меня получилось бы стать директором или управляющим какой-нибудь фирмы.
Отец устало вздохнул:
– Гордей, брось эти глупости… Я уже со всеми договорился, в семинарию тебя в любом случае примут. Ты только позаботься о том, чтоб оценки приличными были.
– В любом случае?
– Да.
– По блату, что ли? – ухмыльнулся Гордей. – Все у вас там так и работает…
Отец поморщился:
– Этот твой юношеский максимализм сейчас вообще не к месту.
Они оба замолчали, и какое-то время за столом было тихо – только приборы звякали о тарелки. Атмосфера, впрочем, безвозвратно испортилась, я даже и забыл, что все это застолье было посвящено мне.
Потом отец снова заговорил с Гордеем:
– У тебя девушка есть?
– Нет.
– Когда сан получишь, жениться уже не сможешь, – проговорил папа. – Имей это в виду.