А дома досталось и Гордею. Мамин гнев, как пламя, перекинулся на брата: она отругала его за то, что он отдал мне часть своих вещей и что из-за него я теперь разгуливаю по городу, как сирота-оборванец, попадаю под машины, а она потом краснеет перед врачами, доказывая, что «никакой она не мальчик, а моя дочь!». Папа, услышав эту возмутительную историю, присоединился к маминым поучениям в своей священнической манере. Вкрадчиво и спокойно он объяснил мне, что «наш пол – это дар Божий, и ты особенно должна гордиться им, ведь тебе дано исполнить главное Божье чудо – рождение детей, в котором и таится смысл твоего истинного предназначения, это не изменишь одеждой, и нечего вводить в заблуждение себя и других людей».
– Да! – поддакнула мама, как бы ставя точку в разговоре. – А ты… – Тут она повернулась к Гордею. – Прекращай потакать этому трансвестизму!
«Трансвестизм» – как жутко и страшно это звучало! Вот кто я такой, это и есть мой диагноз? Сказав это слово, мама будто плеснула мне в лицо ледяной воды.
Прежде чем выйти из нашей с Гордеем комнаты, она оглядела меня напоследок и веско сказала:
– Больше никаких коротких стрижек, можешь хоть целиком покрыться вшами, но больше никогда!.. – И хлопнула дверью, не договорив, что же «больше никогда».
Пристыженный, я лег на кровать и отвернулся к стене. У меня пылали уши и щеки, я не хотел смотреть на Гордея, не хотел видеть такое же осуждение еще и в его глазах. Наверняка он тоже злится на меня, что попал под раздачу и что из-за меня он «потакал трансвестизму». Он, наверное, ничего такого не хотел…
Неожиданно я почувствовал тяжелое тепло на своем плече. Это Гордей прислонился к нему щекой, опустившись рядом со мной на кровать. Он негромко спросил:
– Что у тебя? Сотрясение?
Я шмыгнул носом и глухо ответил:
– Вроде да…
– До шмоток больше дела, чем до твоего здоровья… – хмыкнул Гордей. – Хорош отец.
– Да и мама…
– Мама – замотанная женщина без права выбора.
– У нее нет выбора?
– Она не знает, что он у нее есть. С утра до ночи всех обстирывает и думает, что должна. А у отца, кроме общения с воображаемым другом, других дел нет, мог бы и больше внимания проявить.
Я помолчал, раздумывая над его словами. Потом негромко спросил:
– Как думаешь, маме нравится ее жизнь?
– Я думаю, им обоим не нравится их жизнь.
– И отцу?
– Да. Какой из него священник? Посланник Бога без веры в Бога. За каждое пустяковое таинство деньги требует, как крохобор. А знаешь почему? Потому что он уверен, что ему никогда ни перед каким Богом не придется за это отвечать. И хочет, чтобы я был таким же, потому что ему плевать, полезен я буду прихожанам или нет, он просто знает, что на этом месте можно хорошо устроиться, вот и пытается меня, ну чисто из заботы, «устроить», так сказать. Они ведь и тебя за какого-нибудь ушлого попа замуж отдадут и тоже будут искренне рады, что «устроили». Все от родительской любви, веришь?
– Не очень, – честно сказал я.
– Почему?
– Мы ведь этого не хотим…
– Любовь слепа.
С минуту помолчав, Гордей поднялся, и мне сразу стало холодно. Я повернулся на другой бок и увидел, что брат засуетился, заходил по комнате с рюкзаком и принялся складывать в него вещи.
– Что ты делаешь? – удивился я.
– Я считаю, что нам лучше уйти из дома, когда тебе станет лучше.
– Ты что?! – Я даже сел от неожиданности (а в голове тут же загудело). – А школа?
– Сейчас лето.
– А потом?
– Потом – это потом. Ты можешь не идти со мной, если не хочешь.
– Нет, я не останусь тут один! – испугался я. – Но…
Я хотел сказать, что все это очень непродуманно и глупо. И Гордей не может не понимать, как это глупо, он же умный! Нас будут искать с полицией и наверняка найдут. Нельзя не ходить в школу – это незаконно. А если мы будем ходить в школу, то тут же и попадемся.
Я и постарался все это ему изложить, на что Гордей ответил:
– Ну если нас все равно вернут, то какая разница? Хоть повеселимся немного.
– Родители нас потом убьют.
– Это грех, – усмехнулся Гордей. – Ладно тебе, не боись, если все время слушаться, можно, не дай Бог, попасть в рай. Хочешь провести целую вечность в компании наших родителей-святош? Предлагаю тебе место рядом со мной в аду. Я хотя бы забавный.
Развеселившись от такой перспективы, я улыбнулся:
– Звучит заманчиво!
Гордей кивнул:
– Тогда, как придешь в себя, собирай вещи. – А затем подмигнул мне. – И я имею в виду любые вещи, а не платья на мамин вкус.
Может быть, это не так уж плохо – побыть немного бродягами? Тем более вдвоем с братом. Тем более если тебе достался лучший в мире брат!
Вот что такое быть девочкой
В день нашего побега мы как будто бы ушли гулять. С собой взяли только одежду, распиханную по двум небольшим рюкзакам – специально, чтобы не вызывать подозрений. Я чувствовал себя так, словно действительно отправлялся на прогулку, и мысль о том, что сегодня вечером мы не вернемся домой, наводила на меня ужас. Безумие какое-то!