Девочка⁰

– Вот видите, подобное усыновление невозможно даже по закону. Минимальная разница между вами и усыновленным ребенком должна быть пятнадцать лет. Иначе вы просто по возрасту не годитесь ему в родители. И кто там вам нужен?.. Колесников? Ой, Колесников… – Она поморщилась, как будто у нее что-то резко заболело. – Вы не ведитесь на него, он ведь только кажется таким хорошим, а на самом деле и хулиганит, и ворует…

– Знаю, – перебил я ее жестко.

Она даже вздрогнула от моего металлического тона и удивленно глянула из-под накрученных прядей морковного цвета.

– Я знаю, – повторил я уже более миролюбиво. – Я знаю все, что вы хотите мне о нем сказать. Извините…

Я покинул кабинет, аккуратно прикрыв дверь. Оставался только один выход.

Прибежав домой, я ворвался на кухню, где мама готовила партию сладких пирогов на заказ, и случайно перевернул мешок с мукой, когда открывал дверь, отчего мое появление выглядело как шоу со спецэффектами – мука белым облаком взлетела в воздух, мама обернулась и увидела в этой сизой дымке меня.

– Тебе нужно пойти со мной, – заявил я. – Я тебе кое-кого покажу.

– Кого?

– Сложно объяснить, но ты сразу поймешь.

Конечно, она поняла – она же мама. Я не буду тебе рассказывать, как мы приехали в детдом, я указал на тебя-младшего и она выдохнула: «Он так похож на…» Она не сказала: «на Гордея». У нее все еще не очень получается спокойно произносить твое имя, но, думаю, она научится.

Давай я лучше расскажу, как у нас теперь все устроено. Ну, чтобы ты понимал, что попал в хорошие руки, а не в те, которые были прежде.

Наши родители развелись в тот год, когда ты умер. Мы с мамой остались в Миротворске, а папа уехал в Москву. Первое время он служил там в храме, но потом решил жениться второй раз, и его лишили сана. Сейчас он работает учителем истории. Ты вообще знал, что он учитель истории? Я понятия не имел. Эта работа сделала его кротким. Однажды он сказал мне, что своей смертью ты хотел изменить нашу жизнь, ведь иначе не было бы развода, второго брака и лишения сана. А я ответил: «Может быть, Гордей хотел нас освободить». Каждого от чего-то своего, понимаешь? Маму – от папы, папу – от Церкви, меня – от всего навязанного и надуманного.

Мама тоже вышла замуж – за какого-то хипстера младше ее на десять лет. Теперь это твой новый отец. У него, как и у прежнего, борода, но уверяю, что со службой в церкви это не связано. Я не очень хорошо с ним знаком, но вот некоторые положительные качества, которые я успел отметить: не смеется над шутками про «баб» и «голубых», слушает Дэвида Боуи, не ест маслины. Из негативных качеств: однажды он сказал: «Ну, в целом Дональд Трамп ничего…» Просто не развивай с ним эту тему.

Я твоя сестра. Мой внутренний голос по-прежнему разговаривает со мной в мужском роде, а я всегда сокращаю свое имя до «Васи» – так, как это впервые сделал ты. Мне все еще нравится твоя одежда, но не хватает обновления гардеробу, так что, надеюсь, через несколько лет ты снова начнешь делиться своими вещами.

Рома больше не Рома, а Маргарита. Она замужем, работает социальным работником. Мы с ней общаемся время от времени, и однажды я спросил, не была ли она удивлена, когда пришла работать в детдом и встретила там ребенка по имени Гордей. Но она сказала:

– Сейчас как только детей не называют… Я видела Платонов, Елисеев, Демьянов и Серафимов, так что Гордеями меня теперь не удивить.

– И все-таки они очень похожи…

Маргарита только пожала плечами. Ее, кажется, смешит, что я верю в твою реинкарнацию, потому что, кроме этого, я еще верю в Иисуса, а это вроде как несочетаемые вещи. Но ограничения придумывают люди, а не Бог.

Я однажды залез в систему поиска людей, которая находит профили из всех социальных сетей мира – нужно только ввести поисковые данные. Так вот, первого сентября родились сотни Гордеев по всей планете, и, конечно, какая-то часть из них – в день твоей смерти. Это вполне возможное совпадение, поэтому мне все еще сложно до конца определиться, что я думаю насчет твоего внезапного появления в наших жизнях. Я недостаточно верующий, чтобы потерять часть своей рациональности, но и недостаточно рационален, чтобы потерять часть своей веры. Кажется, это и называется сомнением. А сомневаться – значит верить, да?

Ты, наверное, думаешь, что тогда, восемь лет назад, мама нашла меня на кладбище и привела домой? Нет, я так на нем и остался, я до сих пор на нем лежу. Я думаю и думаю о тебе, все восемь лет, как одержимый. Пытаюсь найти ответы, которых ты не оставил, и задаю вопросы, на которые невозможно найти ответы. То начинаю верить в Бога, как никогда раньше, то отталкиваю религию как безумную идею, которой мы приносим жертвы. Кажется, все мои жизненные выборы до того момента были продиктованы твоим поступком – я пошел учиться на психолога, потому что думал, что это поможет мне кого-то от чего-то спасти. На самом же деле я просто пытаюсь спасти себя.