Девочка⁰

Пока я ждал, к воротам подъехал грузовик, и двое парней, запрыгнув в кузов, резво начали выгружать бутылки с водой. Отлаженный механизм их работы меня успокаивал – почти как медитация.

Дверь рядом со мной заскрипела, и на крыльцо вышла девушка. Я сразу отметил про себя, что у нее не слишком высокая степень девочковости – вторая, может быть, третья. Я до сих пор не перестал использовать свой гендерный измеритель, хотя и пытаюсь отделаться от этой привычки.

У девушки были выбриты виски, а верхняя часть волос собрана в рыжий пучок на затылке. Мешковатая клетчатая рубашка, рваные джинсы, в зубах – сигарета, и, когда она начала командовать парням из грузовика, куда отнести воду, голос у нее звучал низко, как бывает у заядлых курильщиков.

Закончив с грузчиками, она посмотрела на меня и спросила, не меня ли они ждут на практику. Я, суетливо поднявшись, кивнул.

Пока мы шли по тусклому коридору детского дома – она чуть впереди, я – за ней, – я пытался вспомнить, где мог ее видеть и почему она кажется мне такой знакомой. На полпути она неожиданно повернулась ко мне и тоже сказала:

– Вы мне кого-то напоминаете.

Тогда я понял, что мы точно где-то виделись и это не совпадение. Мы остановились друг напротив друга, и я заметил на нагрудном кармане ее клетчатой рубашки эмблему Levi’s. Я невольно улыбнулся и, не сдержавшись, сказал:

– Надеюсь, в этот раз ты ее купила.

– Чего? – Она нахмурилась.

– Я Вася.

Процесс узнавания был запущен: ее лицо разгладилось в удивлении, тонкие рыжие брови поползли вверх, а строгих губ наконец-то коснулась искренняя улыбка.

– Черт, сколько лет! – воскликнула она.

Тут я должен пояснить, что не видел Рому с тех самых пор: он уехал после девятого класса в другой город. Я не знал куда, и писать ему было неловко – не такими уж близкими друзьями мы были. И вот мы встретились снова: он уже не «он» и вообще не Рома, а я, кажется, все прежний. На мне твоя толстовка, твои джинсы, только синие кеды – мои. До всего, что ты носил в шестнадцать, я дорос только к двадцати.

– Как тебя теперь зовут? – спохватился я.

– Маргарита. Знаю, я немного изменилась…

– Я заметила, – шутливо ответил я.

– Смотрю, ты теперь тоже говоришь в женском роде.

– Вслух – да, в мыслях – нет, и это, наверное, не изменится, – просто ответил я.

Мы пошли дальше, вдоль по коридору, но теперь уже рядом, и Маргарита сказала, что тоже чувствовала себя «неправильной девочкой», и ей казалось, что раз ее не тянет быть розовой принцессой, то, значит, она и не девочка вовсе. И еще она сказала:

– Если бы не твой пример, что девочкой можно быть по-всякому, я бы, наверное, никогда не решилась.

Вот так вот, представляешь? Я всю жизнь думал, что Маргарита – мальчик в степени примерно восьмой, а оказалось, что она – девочка во второй. Согласись, это очень похоже на мой случай: как мальчик я мог бы потянуть на все десять, но внешность не делала меня мальчиком. Да и вообще, все эти степени – бред собачий, надо выкинуть их из головы. Все-таки люди – это не числа, их не так-то легко разложить на составляющие.

Маргарита привела меня в кабинет психолога, который напоминал полицейский участок из нашего детства: стол, два стула… Разве что не было решетки – на ее месте стоял потрепанный кожаный диван. Я присел на краешек, и мне снова было велено ждать, на этот раз психолога, курирующего мою практику.

Ею оказалась женщина, как мне подумалось, пенсионного возраста: похожая на строгую бабушку или на школьную учительницу. Представилась Ириной Сергеевной. На ней был темный костюм с юбкой-карандашом, а юбки-карандаши всегда производили на меня гнетущее впечатление.

Посадив меня на свое место, она менторским тоном принялась объяснять, что сейчас я под ее чутким руководством буду разговаривать с детьми и вешать на них ярлыки («писать характеристики»), а она решит, соглашаться с моим мнением или нет. Полистав личные дела некоторых ребят, я успел оценить их характеристики заранее: «шумный», «недисциплинированный», «тихий», «умственно-отсталый?» (со знаком вопроса).

Когда Ирина Сергеевна отправилась за первым ребенком, я успел беспомощно спросить вслед: «А о чем их спрашивать-то?» – но она мне не ответила.

Вернулась не одна, а сразу с девочкой лет семи-восьми. По взгляду девочки мне показалось, что она меня уже ненавидит. Честно говоря, в той ситуации я и сам себя ненавидел, представляя, как должен буду внести в ее характеристику что-то типа «агрессивная» или «замкнутая».

«Чуткое руководство» Ирины Сергеевны заключалось в том, что она все делала сама. Сама задавала вопросы детям, подсказывала им ответы, а мне только велела: «Пиши-пиши, что он меня в жопу послал, ругается ненормативной лексикой, так и зафиксируй», как будто это протокол.

– Ты в школе хорошо учишься? – допрашивала она мальчика-второклассника с подбитым глазом.

– Э-э-э…

– Двойки получаешь, да?

– Ну да…

– Домашнюю работу не делаешь, да?

– Да…

– Видишь, – поворачивалась она ко мне. – Это потому, что нет самостоятельности. Они ничего сами не могут, если над ними не стоять.