Девочка⁰

Кладбище было конечной (как иронично), поэтому постепенно салон опустел, и уже через тридцать минут мы с девушкой-кондуктором остались одни. Она время от времени с любопытством на меня оглядывалась, видимо гадая, куда так поздно едет подросток моего возраста. Я отвернулся от нее к окну – по нему стекали дождевые капли, хотя, когда я выбегал из дома, дождя еще не было.

Через пятнадцать минут кондуктор звонко крикнула, объявляя остановку для меня одного:

– Кладбище, конечная!

Я поднялся и пошел к центральным дверям салона (первые и последние водитель почему-то не открывал). Когда проходил мимо девушки, она обеспокоенно спросила:

– У тебя все в порядке? Ты где-то тут живешь?

Сначала я думал буркнуть: «Отвалите» – и идти по своим делам, но, повернув голову, впервые заглянул ей в лицо. Это была не девушка, а девочка или даже «девчонка», как назвал бы ее Гордей, – наверное, окончила класс девятый, не старше. На голове у нее была кепка, надетая козырьком назад, волосы до плеч спутались. В таком виде она тянула максимум на вторую степень, и, почувствовав болезненную схожесть с ней, я передумал хамить.

– В порядке, – ответил я, проигнорировав второй вопрос.

Но ей мои ответы не очень были нужны, она почему-то хотела завязать беседу.

– А я ненавижу этот маршрут, на кладбищах страшно, брр… Мне один раз показалось, что там, где частный сектор, летает призрак. Я заорала, а это кто-то повесил белье сушиться.

– Бывает, – только и ответил я, желая побыстрее от нее отделаться.

– У тебя так было?

– У меня много как было. – Я спрыгнул с подножки, давая понять, что разговор окончен.

Дождь моросил все сильнее, и я натянул капюшон ветровки. Поворачиваясь в сторону кладбища, я услышал брошенное вслед:

– Ничего, мне еще два раза скататься туда-сюда, и все, рабочий день окончен.

Я был настроен решительно до тех пор, пока не оказался у старых кладбищенских ворот. Мне еще ни разу не доводилось бывать на кладбище вечером, когда возвышающиеся над землей могильные кресты, чуть освещаемые луной, вдруг приобретают жуткие очертания. Все фильмы ужасов и страшные сказки в таких обстоятельствах начинают превращаться в правду.

Я напомнил себе, что пришел к Гордею. А Гордей, даже если и превратился в призрака, не может быть страшным или хотеть мне навредить. Он вроде Каспера.

Я представлял, как мучительно будет идти в другой конец кладбища, к забору, пробираясь через другие могилы, многие из которых были совсем старыми или попросту заброшенными.

«Давай побежим на счет три», – предложил я сам себе.

«И будем бежать, не останавливаясь, пока не найдем Гордея», – согласился я.

Раз…

Два…

Три!

И я побежал. Оставил позади сторожку (боялся, что Федрстепаныч не пропустит, но он, наверное, уснул), промчался мимо церкви, обогнул чей-то мраморный памятник, сделанный в полный рост. Я говорил сам себе: главное – не останавливаться посреди могил. Если выдохнешься, сразу начнешь замечать, какое вокруг все неизведанное, жуткое, страшное, а самое главное – как будто бы существующее на самом деле.

Я бежал, выжимая максимум из своих мышц, и, заметив впереди знакомую могилку-«плюсик», отчего-то решил, что смогу с разбега перепрыгнуть ограду. Она была вроде бы не очень высокой – так, чуть выше колена. Не останавливаясь, я прыжком оторвал себя от земли и перелетел ее.

Должен был перелететь. Ограда на могиле Гордея была кованая, фигурная, с острыми колышками через каждые три узора. Один из таких колышков зацепил меня в прыжке, проехавшись по моей ноге – от колена и ниже, через всю голень. Потеряв равновесие, я бухнулся прямо на могильный холмик, ткнувшись лицом в увядшие стебли гвоздик. Зашипев от боли, я схватился за колено и почувствовал под пальцами что-то мокрое. Кровь? Или просто грязь? В темноте было толком не видно, только жутко больно.

Решив, что подумаю об этом потом, я поудобней устроился на земле рядом с «плюсиком». К нему была прислонена фотография Гордея в рамке – портрет, сделанный для выпускного альбома в девятом классе. Гордей на нем был младше, чем перед смертью, и от этого казался совсем невинным: с полулыбкой на губах и открытым взглядом. Такое же фото стояло в школе.

Однажды я уже бежал сюда поговорить с Гордеем, но тогда мне помешал Рома. Теперь здесь не было никого, но я не знал, что сказать. Так странно.

– Мы с мамой поругались, – произнес я. Не знаешь, как начать, начни с правды. – Она постирала мою рубашку вместе с твоей запиской. Чернила сильно растеклись…

Сначала мне было тяжело, потому что Гордей ничего не отвечал, но потом я понял, что здесь это и не нужно.