Девочка⁰

Мама дала мне невыполнимое поручение – отсортировать вещи Гордея: убрать в чемодан те, что я хочу забрать в новый город, отложить то, что можно отдать нуждающимся, и выкинуть «всякий хлам». Конечно, я не был намерен куда-то отдавать или выкидывать одежду брата – Гордей был ростом почти сто восемьдесят сантиметров, мало ли до какого дорасту я. Вся его одежда может подойти мне в будущем, а я решил, что хочу одеваться именно в нее. В новом городе я ни за что не пойду в православную школу и не буду носить колючие платья, с меня хватит. И пусть мама говорит, что я выгляжу как чучело, впредь я буду отвечать ей, что это стиль. Не у всех людей есть свой стиль, а я его изобрел, собственный, подходящий только мне, созданный из одежды брата. Теперь это все, что у меня от него осталось, и я никому не позволю это отнять.

Но, кроме одежды, было и много чего еще: школьные тетрадки, контурные карты, атласы и пособия, фигурки из лего-набора «Бионикл», который Гордею подарили на десятилетие, плакаты с Гарри Поттером (когда-то он был фанатом) и все то, что мама назвала хламом. Ничего из этого я выкинуть не мог. Даже в старых обгрызенных карандашах и изрисованном ластике я видел какую-то особую ценность, разглядывал их по полчаса, вникая в незамысловатые рисунки и грубые надписи (на одной стороне ластика было написано: «ты че дебил»).

Не придумав ничего лучше, я впервые написал Роме – предложил прийти и забрать себе то, что покажется ему ценным. Не знаю, что их связывало с Гордеем, но Рома единственный из всех якобы друзей брата посетил его могилу, так что мне хотелось верить в неслучайность их связи. А если Рома не случайный человек, значит, он должным образом отнесется к вещам Гордея.

Рома ответил, что будет через сорок минут. Я сказал маме, что придет одноклассник Гордея и кое-что заберет себе. Версия про одноклассника звучала лучше, чем «какой-то чел, с которым они тусили на крыше», и тем более лучше, чем «кажется, его парень». Мама поверила, так что я велел Роме выглядеть по-православному.

«Это как?» – тут же спросил он, и я ощутил тревогу от его сообщения.

«Одухотворенно».

Конечно, я немного глумился. Все, что я имел в виду: причесать волосы и одеться не очень вычурно. Рыжий с этим заданием справился и сразу понравился маме: аккуратный, вежливый, в светлой рубашке, застегнутой на все пуговицы (сначала подумал, что с этим он переборщил, но нет, нормально, маме зашло).

– Приятно познакомиться, Рома! – сразу заворковала она. – Вот, надень тапочки, а то пол холодный…

Рома осторожно прошел в нашу с Гордеем комнату, и мне сразу стало понятно, что он никогда у нас не был: принялся все разглядывать и стоял скованно, будто бы не знал, где у нас положено стоять и сидеть. Я предложил ему сесть на кровать Гордея и выложил перед ним все добро, на которое не имел личных планов: от учебных пособий до старого конструктора.

Рома учился на класс младше, чем Гордей, поэтому сказал, что все пособия забирает «на будущее» (но я сомневаюсь, что он всерьез взял их для учебы). Школьные тетради он тоже забрал – вдруг будет полезно?

– Вряд ли Гордей добросовестно вел конспекты, – заметил я.

Рома только отмахнулся. Хотел забрать биониклов, но я ему не отдал – самому нужнее.

– А что с одеждой? – Рома заметил мой чемодан в углу комнаты, куда я временно накидал отобранные вещи.

– С собой, – сказал я. – Носить.

– Так ты определился, мальчик ты или девочка?

Разозлившись от его вопроса, я совсем беспомощно огрызнулся:

– А ты?

Рома, как и в тот раз, сказал, стушевавшись:

– Я просто спросил…

Он снова глянул на одежду Гордея и неуверенно произнес:

– Тебя сложно принять за девочку в таком виде.

– Твои трудности с распознаванием моего гендера меня не касаются.

– Это не только мои трудности, – слегка обиделся он.

– В любом случае это не мои проблемы.

– Как у тебя все просто, – хмыкнул он.

– Это у тебя все сложно! – злился я.

Я подошел к шкафу со своей девчачьей одеждой и махнул рукой Роме:

– Подойди.

Он встал и сделал два шага в мою сторону. Я схватил плечики, на которых висело мое школьное платье, и поднес их к Роме: так делала мама, когда пыталась прикинуть, как сядет на мне одежда.

– Смотри, неплохо. – Я открыл дверцу шкафа так, чтобы Рома увидел себя в зеркале. – И что, превратило это тебя в девочку?

Ромино отражение, сердито раздувая ноздри, смотрело то на меня, то на себя. Потом, смяв мое платье, он откинул его в сторону.

– Ты че, дурак? – от неожиданности выпалил я. – Это всего лишь платье.

Но Рома, ничего не ответив, покидал в свой рюкзак учебники и тетради Гордея, взял что-то из канцтоваров, а я, наблюдая за ним, вдруг подумал, что больше не люблю его. Со смертью Гордея все стало неважным, и Рома стал мне безразличен.

Чтобы не расставаться на такой напряженной ноте, я попытался сказать что-нибудь примирительное, но вместо этого получилось честное:

– Я не хочу уезжать.

– Почему?

– Здесь останется Гордей. Будешь к нему ходить?

– Буду, – ответил Рома. Кажется, всерьез.