Девочки Гарсиа

Мы прыснули от смеха, который сдерживали с тех пор, как из комнаты вышла мами. Вскоре в коридоре послышались шаги. За миг до того, как дверь распахнулась, Фифи, по-прежнему державшая в руках пакетик с травой, закинула его за книжный шкаф, где он и остался лежать позабытым, потому что на следующее утро мы торопились закончить сборы до нашего полуденного авиарейса.

Не прошло и трех недель на Острове, как позвонила мами. Тетя Кармен бесшумно спустилась к бассейну и объявила, что мать вылетает из Нью-Йорка и намерена серьезно с нами поговорить. Тетя призналась, что кое-что случилось, но обещала нашей матери не распространяться, что именно. Тетя была крайне религиозна, и мы понимали, что раз она дала слово, то ничего из нее клещами не вытащишь. В качестве утешения она посоветовала нам «прислушаться к своей совести».

Тем вечером мы допоздна перебирали свои недавние прегрешения в компании кузин.

– Единственное, что приходит на ум, – предположила Йойо, – что они вскрыли нашу почту.

– Может, наши отметки пришли? – высказала догадку Фифи.

– Или счет за телефон, – добавила Сэнди. Ее парень жил в Пало-Альто.

– По-моему, ужасно нечестно оставлять нас в подвешенном состоянии. – Голова Карлы была усеяна заколками и невидимками, словно к ней подключили провода для какого-то эксперимента. На Острове у нее пушились волосы, и она каждый вечер выпрямляла их, а потом закручивала в «трубочку», используя свою голову в качестве гигантской папильотки.

– Прислушайся к своей совести, – зловещим голосом произнесла Сэнди.

– Я прислушалась, прислушалась, – пошутила Фифи, – но проблема в том, что я не вижу ни одной причины для беспокойства, кроме того, что причин слишком много.

Остаток вечера мы провели, исповедуясь нашим хихикающим, чрезмерно опекаемым кузинам во всех шалостях, совершенных нами в доме храбрецов и стране свободы.

Почти пустой пакетик травки за шкафом ни разу не пришел нам в голову. У мами была горничная с Острова, жившая с нами в Штатах. Именно она, Примитива, и нашла нашу заначку. Сама Прими пользовалась похожими пакетиками, когда практиковала любительскую сантерию[40], изготавливая порошки и снадобья для избавления от прыщей и соперниц. Но зачем девочкам понадобился пакетик орегано у себя в спальне, было для нее un misterio[41], за решением которой она обратилась к своей хозяйке.

Позже из слов папи мы узнали, что перво-наперво мами рассердилась на то, что мы нарушили запрет есть в спальнях. (Орегано считался едой?) Но потом, когда она открыла пакетик, принюхалась, сунула в него палец, попробовала щепотку на вкус и заставила Примитиву сделать то же самое, обе пришли в ужас. Страшная и незаконная трава, о которой в последнее время так часто говорили в новостях! Мами была уверена в этом на все сто. Она до полусмерти боялась за нашу девственность, ведь мы достигли полового созревания в стране безнравственных и разнузданных американцев, но порок проник через другой ход, совсем неохраняемый.

Она немедленно связалась с нашим названым дядей Педро, психиатром, который вел практику в Джексон-Хайтс. К дяде Педро всегда обращались за советом, когда одна из нас, дочерей, попадала в неприятности. Он с уверенностью опознал в орегано травку, и мами пустилась во все тяжкие, напридумывав себе, чем еще мы занимались у нее за спиной. Спустя сорок восемь часов после обнаружения пакетика, когда ее самолет приземлился на Острове, мы все были наркоманками, падшими женщинами, ждущими незаконных младенцев от женатых любовников. Мами держалась лишь за крохотную надежду, что травку в доме оставил какой-нибудь рабочий или гость. Она прилетела, чтобы выяснить правду, оградив папи от этой новости и сердечного приступа, который, несомненно, убил бы его, узнай он о случившемся.

Поскольку нас застали врасплох, плана отступления мы не придумали. Сначала Карла сделала слабую попытку дискредитировать дядю Педро, поведав мами, что он всегда заканчивал наши сеансы долгими объятиями и похлопыванием по попе.

– Он распутник, – обвинила она дядю. – И потом, что святой Петр может знать о траве?

– О траве? – сердито нахмурилась мами. – Это марихуана.

Карла прикусила язык.

Не успели мы придумать стратегию получше, как Фифи удивила нас, признавшись, что пакетик принадлежит ей. Мы мгновенно сплотились вокруг виновницы.

– Это и мой пакетик тоже, – заявила Йойо.

– И мой, – подхватили Карла и Сэнди.

Мами переводила взгляд с одной из нас на другую, и каждый возглас «мой!» изобличал очередную испорченную дочь. У нее был трагичный вид Девы Марии перед преступными детьми.

– Вы все?.. – тихим потрясенным голосом проговорила она.

Фифи шагнула вперед.

– Говорю тебе, это я его туда положила, а они… – она показала на нас, – они тут совершенно ни при чем.