Девочки Гарсиа

Строго говоря, она была права. Это был ее пакетик. Остальные из нас употребляли наркотики, только когда наши парни забивали косяк или на дружеской вечеринке все по очереди затягивались передаваемой по кругу сигаретой. И все-таки в том, что Фифи взяла всю вину на себя, было что-то неправильное, потому что до сей поры мы всегда разделяли друг с другом радости и горести, выпадавшие на нашу долю. Она горячо попросила у мами прощения и принялась убеждать ее, что сестры не должны быть наказаны вместе с ней. Как ни странно, мами согласилась. Впрочем, она попросила нас не рассказывать о случившемся папи, если мы не хотим провести в заточении на Острове всю жизнь. Не исключено, что в маминой душе назревала собственная маленькая революция и она не хотела доносить на своих девочек, тем самым привлекая внимание к себе.

В последнее время она начала расправлять крылья, записалась на взрослые курсы по недвижимости, международной экономике и деловому администрированию и стала мечтать о жизни вне семейного круга. На словах она по-прежнему поддерживала старые порядки, но подспудно поклевывала запретный плод.

В общем, она согласилась, чтобы три старшие дочери в конце лета вернулись в школу. Фифи был предоставлен выбор: либо провести год на Острове в доме тети Кармен, либо вернуться в Штаты, но не в прежнюю школу-пансион. В последнем случае ей предстояло жить дома с мами и папи и посещать местную католическую школу.

Фифи предпочла остаться, рассудив, что лучше уж стать одной из дюжины неусыпно опекаемых кузин, чем находиться дома, где мами и папи будут стоять у нее над душой, а Питер Пэн лапать за задницу.

– И потом, я хочу попробовать пожить тут. Может, мне понравится, – заявила Фифи, оправдывая перед нами свой выбор. Будучи младшей из четырех девочек, она не имела возможности привязаться к Острову до нашей внезапной вынужденной эмиграции, со времени которой прошло почти десять лет. – К тому же в Штатах я несчастлива.

– Господи, да ты в разгаре переходного возраста! – Карла уже выбрала своей специализацией психологию и часто давала нам бесплатные рекомендации. – Тебе положено быть несчастной и неприкаянной. Это указывает на твою нормальность и уравновешенность. Если останешься здесь, станет только хуже, это я тебе гарантирую!

– Может, и нет, а может, я вас всех удивлю, – ответила Фифи.

– К концу года ты полезешь на стену, – предостерегла ее Карла.

Мы взглянули на высокую каменную стену за бассейном. Одна из служанок развесила на ней свое нижнее белье. В чашке бюстгальтера слабо виднелась головка ящерицы, надсадно прочищавшей горло, как если бы она только что затянулась травкой и задерживала дыхание, пока дурман не окутал все маленькие клетки ее мозга.

К Рождеству мы с нетерпением ждем новостей об опальной Фифи. От мами мы узнаем, что наша сестра прекрасно приспособилась к островной жизни и учится стенографии и машинописи в профессионально-техническом училище фонда Форда. А еще она встречается со славным юношей.

Разумеется, это опасно для всех нас. Успешно репатриировав одну дочь, папи вполне может выдернуть оставшихся сестер из универа и отправить обратно. Не говоря уже о том, что мы в ужасе от такой перемены в бунтарке Фифи. Карла утверждает, что это шизофреническая реакция на травматическое культурное перемещение.

Едва сойдя с самолета, мы видим, что мами не преувеличивала. Фифи, приехавшая в аэропорт встретить нас, увешана звенящими браслетами. Каскад завитых кудрей очень изящно перехвачен сбоку большой золотой заколкой-пряжкой. Глаза младшей сестры с затемненными черной тушью ресницами выделяются, словно она слегка ошарашена своей удачей. И это Фифи, всегда заплетавшая волосы в две фирменные индейские косы, которые в жару зашпиливались, как у австрийской доярки. Фифи, принципиально не наносившая макияж и не наряжавшаяся. Теперь это женщина с фотографии «после» из журнальной рубрики «Невероятное преображение». Мами назвала новый имидж Фифи elegante[42], но мы подобрали бы другие эпитеты.

– Она превратилась в И. А. П., – бормочет Йойо, имея в виду испано-американскую принцессу.

– Господи, Фифи, – говорим мы вместо приветствия, оглядывая ее с головы до ног.

– Где вечеринка? – поддразнивает ее Сэнди.

– Если не можете сказать ничего хорошего… – обиженно начинает Фифи. Ее кожаная сумочка удручающе сочетается с туфлями-лодочками.

– Эй, эй! – Мы заключаем ее в групповое объятие. – Только не говори, что потеряла чувство юмора! Выглядишь потрясно!

– Не испортите мне прическу, – пугается Фифи, оглаживая волосы, словно шляпу. Но улыбка не сходит с ее лица. – Угадайте что? – Она переводит взгляд с одной сестры на другую.

– Ты встречаешься со славным юношей, – хором отвечаем мы.

Фифи впадает в растерянность, а потом смеется.

– Молва не дремлет?

Мы киваем. Она объясняет, что ее славный юноша – это наш кузен Мануэль Густаво.

– Славный кузен, – быстро добавляет она.

– Кузен? – Мы знакомы с большинством наших кузенов, но о Мануэле Густаво слышим впервые.

– Тайный кузен, – отвечает Фифи, перетряхивая сумочку в поисках фотографии. – Один из внебрачных.