Я промаршировала до самого дома, поднимая колени высоко, словно мажоретка. Озадаченная мать-кошка неуверенно посмотрела на меня и, мяукая, пошла за мной на благоразумном расстоянии. Барабан мяукал в ответ. Я отчаянно барабанила. Мое сердце барабанило. А потом, когда кошка начала меня догонять, я как бешеная бросилась бежать, вскарабкалась по заднему крыльцу и захлопнула заднюю дверь, которая вела через прачечную в дом. Глубокая мойка, полная замоченного белого белья, говорила, что новая прачка вышла всего на минуту. Припертая к стенке, я опасливо выглянула в окно. Мать-кошка бродила под дверью. Она остановилась, понюхала землю.
– Шварц! – мяукнула она.
Шварц отчаянно мяукал из барабана. Мать посмотрела вокруг, на дверь, на небо, но не могла понять, откуда исходит звук.
– Шварц! Где ты? – мяукнула она.
– БАХ, БАХ! – грянуло ружье.
Мать-кошка бросилась прочь.
Я вытащила мяукающего котенка из барабана. Его маленькая человеческая мордочка морщилась от «мяу». Мне хотелось бросить его в мойку и остановить мяуканье. Вместо этого я подняла экран и вышвырнула мяукающий комок из окна. Я услышала, как он со стуком приземлился, а через несколько мгновений увидела, как он с мяуканьем выползает из-под тени дома и ковыляет вперед. Матери-кошки не было.
В то утро я, должно быть, раз десять подходила к окну и смотрела, как ушибленный котенок хромает через лужайку. Меня подмывало пойти и положить его на пороге угольного сарая, но мать запретила мне выходить из дома. Какой-то чокнутый незаконно охотился в апельсиновой роще. Вызвали полицию. Примерно перед обедом стрельба прекратилась. Я выглянула в окно прачечной. Котенка не было.
Той ночью я резко проснулась от плохого сна, который не могла вспомнить. В те дни мы спали под москитными сетками, натянутыми между четырьмя столбами по углам наших кроватей. Сквозь белую сетку все в темноте казалось эфемерным: призрачный комод, призрачная коробка для игрушек, призрачные занавески. Той ночью в изножье моей кровати, тыкаясь мордой в прозрачную сетку, облегавшую ее подобно жуткой посмертной маске, сидела черная мать-кошка. Я заледенела от ужаса. Она смотрела на меня светящимися глазами и тихо, протяжно мяукала. Я закрыла глаза и снова их открыла. Она сидела на том же месте и завывала до рассвета. Потом я увидела, как она встала, прыгнула и, со стуком приземлившись на пол, убежала прочь по коридору и вниз по лестнице. Наутро я в слезах рассказала матери, что у моей постели всю ночь просидела кошка.
– Невозможно, – сказала она, и, чтобы убедиться в этом, мы обошли дом, проверяя щеколды и окна.
– Возможно, – добавила мами, когда мы нашли в прачечной окно, оставленное открытым. Мами посетовала, что новая прачка Нивея немногим лучше прежней.
Невероятно – поскольку окна были заперты, а дом неприступен, словно арсенал, – но следующей ночью кошка снова появилась у моей постели. И появлялась ночь за ночью. Иногда она мяукала. Иногда просто таращилась на меня. Иногда я вскрикивала и будила весь дом.
– Это фаза, – обеспокоенно говорила мами. – Совершенно нормальная фаза кошмаров.
Фаза затянулась. Я отдала барабан младшему кузену с кошкой-призраком в придачу. Но кошка с перерывами возвращалась еще несколько лет.
Потом мы переехали в Соединенные Штаты. Кошка пропала навсегда. Я увидела снег. Я разгадала загадку нью-йоркской природы, сделанной по большей части из бетона. Моя бабушка так состарилась, что не помнила, кто она такая. Меня отослали в школу. Я читала книги. Вы же понимаете, что я сейчас сжимаю время, чтобы оно поместилось в полость моей истории? Я начала писать – историю Пилы, историю моей бабушки. Я никогда больше не видела Шварца. Мужчина с эспаньолкой и Каштанкой исчез с лица земли. Я выросла любопытной женщиной, женщиной, одержимой сказочными привидениями и сказочными чертями, женщиной, склонной к плохим снам и тяжелой бессоннице. Иногда я по-прежнему просыпаюсь в три часа ночи и вглядываюсь в темноту. В поздний час, в одиночестве, я слышу это пушистое черное существо, таящееся в уголках моей жизни. Пасть цвета мадженты[117] открывается, жалуясь на какое-то надругательство, лежащее в основе моего искусства.
Об авторе
Хулия Альварес эмигрировала в США со своими родителями в возрасте десяти лет. Она автор шести романов, а также опубликовала три сборника стихов, две нехудожественные книги и восемь книг для юных читателей. Будучи преподающей писательницей в Мидлберийском колледже, Альварес вместе со своим мужем Биллом Айкнером основала у себя на родине в Доминиканской Республике центр сельского хозяйства, грамотности и искусств «Альта-Грасия», где выращивают натуральный кофе.