Девочки Гарсиа

Старая прачка Пила была самой странной из всех служанок, которые у нас когда-либо были. Создавалось впечатление, что с ней приключились все невзгоды, какие только возможны. Она потеряла левый глаз – погодите, или правый? Мы так и не поняли какой. Оба глаза по очереди неподвижно таращились в небо. Но что такое глаз? Всего лишь капелька студня с расположенной рядом копией. Увидев ее невероятную кожу, отсутствующего глаза уже никто не замечал. Все ее темно-коричневые руки и ноги были в розовато-белых брызгах. Само лицо уцелело: кожа на нем была равномерно коричневой и такой гладкой, как будто ее отутюжили горячим утюгом. Только в уголках глаз, куда не доставал кончик утюга, были морщинки от улыбок. Она была гаитянкой, правда, разумеется, только наполовину. Светлокожие доминиканские служанки боялись ее, потому что слово «Гаити» было синонимом вуду. Она была диковинкой, а я – любопытным ребенком с обещанием снега в сердце. Временами изумление миром охватывало меня с такой яростью, что я непременно должна была потрогать запретные фарфоровые чашки, придушить маленького кузена или погладить собаку по голове настолько сильно, что она выглядела так, будто вылезает из родового канала, и мне ничего так не хотелось больше, как получить временный судебный запрет на вежливость и хорошенько поглазеть на крапчатые руки Пилы.

Как я уже говорила, в угольном сарае водились привидения. И это было делом рук Пилы. Раньше – до Пилы – угольный сарай был просто угольным сараем. Но потом появилась Пила и вдобавок к пяти бумажным пакетам со своими вещами принесла с собой сказочных чертей и сказочных привидений, свои трансы, свои совокупления с духами и свои «Я вижу нимб вокруг твоей головы, держись сегодня подальше от воды!». По ее утверждению, все эти духи жили в угольном сарае. Так и получилось, что ко времени моего барабана в угольном сарае водились привидения. Стоит добавить, что ко времени барабана Пилы уже не было. Она провела у нас пару месяцев и как-то в воскресенье исчезла. Дом погрузился в математический хаос. Пересчитывались простыни. Составлялась опись одежды. Мами и другие служанки сложили дважды два, и вышло, что мы почти два месяца жили с воровкой!

– Тем хуже для нее, – сказала моя мать, – потому что с такой кожей она далеко не уйдет.

И в самом деле, на следующий же день ее задержала полиция. К тому моменту моя мать вспомнила о своем американском образовании и решила, что подавать в суд было бы жестоко. Бедная женщина не знала, что можно и чего нельзя. Пусть забирает десять своих пакетов и идет с миром. И она ушла, оставив после себя целый угольный сарай чертей и гоблинов, поэтому к тому времени, как я лишилась барабанных палочек, войти в сарай было настоящим безрассудством.

В день, когда я забрела в угольный сарай в поисках неприятностей, у меня были барабан на бедре и два маленьких нагеля[115] вместо барабанных палочек. Пилы не было с нами уже несколько недель. Входя, я так сильно распахнула дверь, что петли застонали, – то были черти, которым я придавила пальцы и прищемила острые носы. Ослепленная лучом света, прорезающим темноту, будто нож, я на минуту замерла на пороге. Постепенно я различила восемь-девять стоящих и пару опрокинутых бочек. Под ногами хрустели угольные брикеты. Я осмелилась пойти дальше. Постояв в конце луча света, я отважилась ступить мыском ботинка в темноту. Мое сердце колотилось. Я наклонилась над ближайшей стоящей бочкой и посмотрела внутрь, наполовину ожидая заглянуть в глаза черту, взирающему со дна глубокого колодца. Но как бы не так – бочку наполовину заполняли угольные брикеты. Следующая бочка была полна на четверть, еще в одной был только шлам[116]. Нивея, новая прачка, опустошала бочки неэффективно, безо всякой системы.

Последняя бочка пряталась за остальными. Я заглянула в нее, и она оказалась полной. Внезапно что-то зашевелилось, пискнуло, маленький розовый ротик раскрылся в зевке; он был такой розовый и влажный, что в угольной бочке это казалось невозможным. Ротик закрылся, открылся еще один, и из него донеслось:

– Мяу.

Два или три ротика хором завыли:

– Мяу-мяу.

Я мгновенно выбрала котенка с четырьмя белыми лапками и белым пятнышком между ушек, который, в отличие от остальных, по недомыслию потерявших носочки и шапочки, выглядел полностью одетым. Этого диковинного котенка я присмотрела для себя.