Девочки-лунатики

— Дай твоему Мише волю, он тут же залезет к тебе в штаны, — сказала Лариса.

— Что ты чушь несешь? Почему это он вдруг стал моим? Я с Мишкой ровно минуту поговорила.

— Потому что, ты не слышала, что он мне говорил.

— Лар, давай потом, а? — взмолилась Наташа. — Хотя бы после того, как отсюда выйдем…

Прогремевшие под потолком фанфары почти заглушили ее слова. Лариса нехотя кивнула и стала смотреть на сцену, моментально позабыв про распри. Шоу начиналось, и выяснять отношения сейчас действительно было глупо. Наташа, стиснув гитару, тоже смотрела вперед, туда, где стояла одинокая стойка микрофона. Внизу, у другой кулисы, за треногой камеры стоял оператор, а рядышком прямо на колонке сидел Черский, свесив ноги, и смотрел на трясущихся от ужаса конкурсантов, выглядящих на фоне гигантского баннера с логотипом шоу довольно жалкими. Наташа помахала Егору рукой, но он, то ли не заметил, то ли сделал вид.

Миша стоял впереди, и на сцене оказался раньше, сунув флэшку с минусовкой администратору. Наташа приготовилась слушать, заранее настроившись, что его голос окажется таким же богатым, как внешность.

Из динамиков рыкнули гитары.

Голос у Михаила был так себе, это Наташа поняла сразу, да и песня довольно дикой. Что-то плохо срифмованное, призывающее к истине, освобождению от оков и свободной любви. Ему даже не дали допеть. Алмазов протестующе замахал руками и буркнув недовольно:

— Спасибо, вы нам не подходите. Всего доброго.

Миша, казалось, совсем не расстроился, спрыгнул со сцены, подошел к Черскому и стал что-то возбужденно говорить в микрофон. Вид у Егора был несколько очумелый, но он быстро взял себя в руки, растекаясь в холодноватой улыбке. Лариса хмыкнула за спиной.

— Я сразу поняла, что этот твой Миша — придурок.

Наташа открыла рот, чтобы достойно ответить, но тут вызвали очередного участника, и она обратилась в слух. Лариса, навалившись на плечо, сопела в ухо. Ожидание было почти невыносимым. Наташа и без того устала, а тяжесть Ларисиного тела пригибала ее к земле, вызывая желание стряхнуть с себя потное тело и уйти, чтобы больше никогда ее не видеть, не знать, не чувствовать этих прикосновений.

— Наталья Толокушина, — позвала администратор. Наташа застыла, но Лариса мощным тычком в спину вытолкнула ее вперед. На подгибающихся ногах, Наташа подошла к микрофону, надела ремень гитары на шею и на мгновение зажмурилась от яркого света прожекторов. Проморгавшись, она отвела глаза в сторону, натолкнулась на взгляд Егора, и тот вежливо кивнул.

— Здравствуйте, — прогремел от столика жюри мощный рык Алмазова. — Представьтесь.

— Наталья Толокушина. Екатеринбург, — пропищала Наталья, злясь, что искаженный микрофоном ее голос звучит, как у взбесившейся летучей мыши.

— Что вы нам исполните?

— Песню, — ответила Наталья, а Алмазов отчетливо хохотнул.

— Какая неожиданность. Про что песня-то, милая?

От этого издевательского тона Наталья мгновенно разозлилась и пришла в себя. Благоразумное желание спеть какой-нибудь популярный хит улетучилось. Она стиснула гриф гитары и дерзко заявила:

— Я спою вам песню, которую сочинила сама.

— Ну, давайте, — вальяжно согласился Алмазов. Откашлявшись, Наташа ударила пальцами по струнам и запела.

Запланирую смерть в воскресенье,

Мне удача моя и везенье,

Лет тринадцать уже не писали,

Что ж, видать, долго жить приказали…

Ей казалось, что голос взмывает вверх к небесам, звеня и вибрируя. Раньше ей никогда не приходилось петь в настоящий профессиональный микрофон, и оттого за спиной словно выросли крылья. Зажмурившись от счастья, она продолжила.

Запланирую смерть в воскресенье,

В январе, и на свой День Рожденья,

Я подарок оставлю огромный

В виде атомно-фибренной бомбы…

Когда Наташа открыла глаза, то увидела, что жюри смотрит на нее, словно породистые коты на своего дворового собрата: снисходительно, презрительно и безжалостно.

— Ну, спасибо вам, Наталья, за песню, — равнодушно сказал Алмазов. — Но мы с коллегами посовещались и решили: вы не подходите.

Четверть часа назад Наташа бы ушла, пробормотав безжизненное «спасибо», но сейчас она дерзко вздернула подбородок и спросила:

— Почему?

— Видите ли, вы не вписываетесь в наш проект. Мы бесконечно уважаем вас за ваше… хм… творчество, но… Голос у вас слабый, песни неформатные, публика их не поймет, выглядите вы тоже ниже среднего… Словом, Наталья, до нашего шоу вы просто не доросли.

— Это вы не доросли до моих песен, — гневно сказала Наташа, сжав кулаки. Алмазов фыркнул, а она, зло прищурив глаза, добавила:

— Придурки! Вы еще обо мне услышите! Вы все, все еще пожалеете!

Вот теперь ее услышали. На миг воцарилась полная тишина, потом Алмазов рассмеялся в голос. За кулисами тоже послышалось сдерживаемое хихиканье. Черский внизу сцены опустил свой микрофон и скалился во весь рот.