Девочки-лунатики

Маска, при ближайшем рассмотрении, оказалась детскими колготками с прорезанными в них дырками для глаз и рта. На носочках были повязаны красные ленточки, явно оторванный с ближайшего агитплаката.

— Не надену я это!

— Наденешь, — с неожиданной жесткостью сказал Миша и стал трясти ее за плечи. — Ты что, забыла? Мы именно это и планировали. Хочешь славы, а? Хочешь?

— Хочу.

— Тогда иди и делай то, что тебе говорят. И поверь, твое выступление запомнят надолго!

— Давай-давай, подруга, — торопливо подтолкнул ее в спину Упырь. — Цигель-цигель ай-лю-лю.

Она натянула шапочку и на деревянных ногах поднялась наверх, сопровождаемая удивленными взглядами. Шершень ринулся на сцену, вырвал гитару у музыканта, сунул ей и схватил микрофон.

— А сейчас для вас выступит молодая многообещающая певица…

Он запнулся и беспомощно обернулся на Наташу, которая, замерев от ужаса, уставилась на него во все глаза. В дикой панике они позабыли, как надо ее представить. Миша, сложив руки рупором, что-то проорал снизу, и Шершень, кивнув, крикнул в толпу.

— …солистка группы «Crazy Rabbit» Наталья…

Фамилия потонула в гуле. Увидев перед собой фрика в розовых колготках на лице. Толпа одобрительно загудела, зафыркала. В сторону сцены полетели смешки. Перепуганная Наталья вцепилась в гитарный гриф и с ужасом уставилась на первую в жизни настоящую публику. Сотни глаз смотрели прямо на нее, а лица слились в одно целое. Впечатление от увиденного было кошмарное. Ей показалось, что она видит разноцветный блин со злыми огоньками лазерных прицелов, направленных прямо в лицо. Коленки затряслись, и Наташа едва не свалилась прямо на сцене.

Куда там до этого «Народному герою» со всем звездным жюри!

— Пой, давай! — прошипел Шершень.

Господи, как же страшно!

Ее пальцы с первого раза взяли нужный аккорд. Не слыша и не видя больше ничего, Наташа робко запела песню о России.

К середине второго куплета, плоский блин, слепленный из человеческих лиц, рассыпался на отдельные составляющие. Сдавливающий грудь страх отступил, и, отчаянно терзая струны, Наташа пела, одновременно разглядывая людей. Теперь публика была ее подругой, внимательно слушая слова песни, одобрительно кивая и притоптывая, то ли в такт, то ли от холода.

Ей хотелось думать, что в такт.

Она не знала, что слов песни почти не разобрать из-за плохой акустики, ей нравился сам процесс. Вот она, вот сцена, вот микрофон. А там, по другую сторону, публика, благодарная, внимающая, сопереживающая. Сотни глаз, сотни лиц, на пару минут принадлежащие ей одной. С полутораметровой высоты, Наташа видела только людские головы, плакаты и мечущиеся вправо-влево флаги.

Позади на Моховой гудели клаксонами автомобили. Впереди угрожающе шевелилась серая лента полицейских, облаченных в защитные жилеты, вооруженных дубинками и железными щитами.

Полицейские не предпринимали никаких действий, поскольку акция была заранее спланированной, разрешенной, одобренной, пусть и с неохотой, на самых верхах. Им не было дела до какой-то певички с закрытым маской лицом. Сырой воздух, многочасовое оцепление, подкравшийся голод и жажда, и невозможность отлучиться, раздражало всех. Впрочем, толпа вела себя достаточно мирно, не пытаясь нарваться на неприятности. Потому все слегка расслабились и даже не заметили, что прямо от сцены, расталкивая людей, идет группа молодежи.

Никто не успел заметить, как в воздух полетела первая бутылка с «коктейлем Молотова» и ударилась в железный щит. Яркое пламя взметнулось вверх под яростные крики и проклятия. В тот момент, когда Наташа допела свою песню, в полицейских полетело еще шесть бутылок.

Глава 6

В Париже было холодно, сыро, лил промозглый дождь, однако он все равно оказался приветливее Москвы, в которой осенью всегда плохая погода. Думая о том, что через полчаса они приземлятся в Домодедово, Карина вздохнула.

Как же быстро закончилось парижское приключение. Свой первый рейс в качестве стажера она отработала достаточно спокойно, и теперь, когда самолет вот-вот должен был приземлиться на родине, слегка удивилась: чего же она так боялась? Настоящие пассажиры особо не отличались от подсадных уток на курсах, вели себя вполне пристойно, рук не распускали, и даже в хлам пьяных на борту не оказалось, хотя именно они обычно доставляли бортпроводникам больше всего хлопот.

Карину, как новобранца, в бизнес-класс, естественно не пустили, отправили обслуживать эконом, где публика была менее взыскательна, и просила разве что водички или плед. Она честно таскала тяжелые тележки с едой, разливала чай, кофе и соки, подносила пледы, стараясь улыбаться даже неприятным пассажирам. Да и в конце концов, чего тут такого сложного? Подумаешь, четыре часа в воздухе, один обед и уборка и то же самое обратно. Мелочи! Это тебе не утомительный двадцатичасовой перелет Москва-Вашингтон, через Дубай или Франкфурт-на Майне, когда провожая пассажиров с радостным оскалом хочется сдохнуть тут же, у трапа.