Девочки-лунатики

— Валить тебе надо, милая, в свой Зажопинск, — хмыкнула Мара.

— Тебя не спросила, — огрызнулась Наташа. — Миш…

— Так, — грозно сказал он, — помолчи. Мне подумать надо.

Он замер на месте, нахмурился и уставился в пол. Наташа, затаив дыхание, уселась на краешек кровати, стараясь не делать лишних движений.

— А чего тут думать? — равнодушно сказала Мара. — Вляпалась ты, девочка, по самое не хочу. Так что дуй на вокзал, пока еще можешь.

— Заткнись!

— Заткнитесь обе, — рявкнул Миша. — Так… Так… Натаха, собирайся. Из Москвы надо уезжать.

— А куда?

— На дачу пока. Там отсидишься. Давай быстрее.

— А ты? — испугалась она и снова схватила его за руку. Миша вновь выдернул ее.

— А я пока Упыря найду. Надо же сообразить, что к чему… Вот, возьми, возьми…

Он стал шарить по карманам, вытаскивать из них смятые купюры и совать ей в руки, а она мотала головой, не желая принимать деньги, которые сейчас казались откупом.

— А ты? Ты когда приедешь?

— Позже. Вечером. Или завтра вообще.

— Нет! — крикнула она. — Я не поеду! Я останусь с тобой! Поедем к Упырю вместе!

— Вот только твоих истерик мне не хватало, — сказал Миша, поморщившись. — Давай, давай, некогда сидеть, видишь, какая волна поднялась…

— Я беременна, Миш! — выдохнула она.

Момент был не самым подходящим, но больше ждать она не могла. До того, как была произнесена эта фраза, признаться казалось страшным, но теперь, на фоне разразившегося скандала, это было такой ерундой, которая даже не заслуживала внимания.

Тем не менее, на Мишу ее слова подействовали, как взрыв бомбы.

— Чего? — недоверчиво спросил он. — Чего ты сказала?

— Я беременна, — повторила Наташа, следя за его реакцией.

Обрадуется или нет?

Мишу перекосило. Мара тоже изменилась в лице, и в ее бесцветных глазах словно электросварка вспыхнула. Поежившись, от этого колючего взгляда, Наташа опустила глаза.

— Ты беременна? — тупо повторил Миша.

— Да.

— От меня?

«Если б я знала», — подумала Наташа, но сокрушенно кивнула.

Он помолчал. Мара тоже молчала, а потом, улыбнувшись тонкой, змеиной улыбкой, похлопала его по плечу, якобы в одобрении, хотя Наташа видела: она просто в бешенстве от того, что провинциальная дура обскакала ее на кривом повороте.

— Поздравляю, папаша, — хмыкнула Мара. — Главное как вовремя. Про презервативы ты, конечно, не в курсе был?

— Закройся, — приказала Наташа, и Мара, к ее удивлению, действительно замолчала. Миша потер лоб бесконечно усталым движением, а потом сказал с неожиданной мягкостью.

— Тем более уезжай. Тебе… того… волноваться нельзя. Мало ли что…

Эти слова прозвучали для Наташи райской музыкой. Отошедшая к окну Мара вдруг часто задышала, словно уставшая собака, но не вымолвила ни слова, и лишь посмотрела на Наташу с бесконечной ненавистью. Но той теперь было все равно.

«Господи, он меня любит!»

Она поцеловала Мишу на прощание и едва удержалась от того, чтобы показать этой бесцветной выдре язык. Выскочив на улицу, Наташа побежала к метро, обернувшись всего раз. Ей показалось, что из припарковавшегося у дверей такси выходит ее школьная подруга Карина, в хорошенькой белой курточке, но, возможно, это был кто-то очень похожий. Выяснять Наташа не стала, да и возвращаться не хотелось.

Она не сразу поехала в Ашукино. Побродив по Москве, она сходила в знаменитую «Шоколадницу», мечту всех приезжих, и долго сидела за столиком, ковыряя ложечкой торт. Смерть чужого младенца отодвинулась на дальнюю грань сознания. Правда, совсем не исчезла, и то и дело напоминала о себе, словно застарелая мигрень, придушенная таблетками. Однако сердце пело и радовалось.

Дом, окруженный вековыми дубами, теперь казался ей настоящим дворцом. Допоздна Наташа с энтузиазмом убирала, смахивала пыль, готовила и все ждала, когда же приедет Миша, принц из сказки о бедной замарашке. Под вечер, она все же не выдержала, и позвонила, но трубку никто не снял.

Издергавшись за день, Наташа прилегла на кровать и неожиданно уснула.

В тревожном сновидении она увидела себя, в длинном синем платье, стоящей на берегу реки. Впереди виднелся то ли дом, то ли замок, из окон которого шел густой дым. Руки оттягивала странная тяжесть, и когда она опустила взгляд, то увидела, что держит ребенка, уродливого, с обтянутым кожей черепом, тянущего к ней костлявые руки. Она бросила его на землю, и младенец с грохотом разлетелся на тысячу кусков.

Наташа вздрогнула и проснулась.

Нет никакого замка. Нет синего платья и, к счастью, нет монстра-младенца. Все сон, дурной, страшный.

Грохот, услышанный в кошмаре, повторился.

Наташа подпрыгнула, а потом сообразила: стучат в закрытую дверь. Неужели она в панике закрылась на крючок и Миша теперь не может попасть внутрь?

— Иду! — крикнула она и радостно улыбнулась. Торопливо сунув ноги в тапочки, Наташа выбежала в выстуженные сени и, скинув крючок, распахнула дверь.

В сени ввалились двое мужчин. Наташа испуганно шарахнулась в сторону, прижалась к стене, открыв рот в немом крике.

— Гражданка Толокушина? — строго спросил один из вошедших.