— Ты оказалась права: взяв у тебя образец ДНК, Алисия зарегистрировала тебя под своим аккаунтом. Вчера я это выяснила. Предполагаю, она вспомнила об этом тесте, когда искала способы перекрыть тебе пути в Стэнфорд. Она попыталась найти твоего отца, чтобы свести на нет твой козырь студентки в первом поколении. Она не учла одного: раз ты с отцом никогда не встречалась, его образование не имеет никакого значения. — Марен взяла ломтик хлеба и откусила. — Однако в результате ее потуг я в кои-то веки узнала имя своего насильника. Подумать только, все эти годы я подозревала одного гаденыша, с которым вместе росла, но я ошибалась. Гаденышем оказался совершенно незнакомый мне человек. Увидев его имя, я даже не поняла, кто он такой.
— Господи, мам! Какой ужас!
— Позже я все про него выяснила. Меня изнасиловал двоюродный братец гаденыша.
Приставив к колену ладонь, Марен смахнула в нее хлебные крошки.
— Мам... Если бы эта женщина не приехала в Сиэтл, ты выложила бы мне всю правду?
— Я собиралась открыть тебе правду в восемнадцать лет. — Марен задумчиво поглядела на недоеденный тост, который держала в руке. — Но признаюсь честно: чем ближе ты подходила к восемнадцатилетию, тем меньше решимости во мне оставалось. Как только я начинала рисовать в воображении наш разговор, меня скручивало от боли. Думаю, в конечном счете я все равно бы с тобой объяснилась, тем более что ДНК-тесты предлагаются теперь на каждом углу, но, понимаешь, Винни... Ни одна мать не захочет признаться, что ее дочь — плод насилия.
Они сидели бок о бок, хрустя тостами, и Марен готова была поклясться, что слышит, как гудят в голове Винни мысли, мечутся челноком взад и вперед, вплетая новые нити в историю ее жизни. Марен ожидала взрыва негодования, возмущения, слез. И то, что дочь не скрылась в своей комнате, хлопнув дверью, и не умчалась из дому, забрав ключи от машины, она сочла добрым знаком. Но как продолжить разговор, она не знала и предоставила право первого хода Винни.
— И чего его жене от меня надо? — спросила та.
Марен предпочла бы, чтобы Винни закидала ее вопросами про ту страшную ночь или про бабушку с дедушкой. Меньше всего на свете она хотела очеловечивать насильника и его жену. Но делать было нечего, она обещала ничего от дочери не скрывать.
— Насколько я понимаю, у их трехлетнего сына лейкемия и ему требуется донор стволовых клеток. Они надеются, этим донором можешь стать ты.
— Ух ты! — Винни резко откинулась на спинку дивана. — Прям мыльная опера какая-то. Значит, она не лгала, когда говорила мне возле школы, что речь идет о жизни и смерти. А этот малыш, получается, мой сводный брат?
— Ну, с точки зрения генетики, да, — неохотно согласилась Марен. Ее начинало тревожить воодушевление Винни.
— И он умрет, если они не найдут донора?
— Вполне вероятно. Грустно, конечно, но такова жизнь — люди болеют и умирают.
— Но, возможно, я могу его спасти?
— Возможно. Но трансплантация стволовых клеток — рискованная операция. А ты, не забывай, ради бога, недавно перенесла трепанацию черепа! Ты могла подхватить инфекцию. Умереть!
— Ну, как ты и сказала — всякое бывает. Случаются в жизни и неприятности.
— Ничего подобного я не говорила! — возмутилась Марен, сожалея, что Винни, капитан дискуссионного клуба академии, побеждала во всех дебатах. — Однако мое мнение таково: не стоит
— И позволить моему сводному брату умереть? Вот уж фигушки! Он не виноват, что его отец — мразь конченая. Так же, как в этом не виновата и я, верно?
— Винни, а обо мне ты подумала? Помочь малышу — это прекрасно, но как быть со мной? Неотомщенной жертвой?
— Мам, я всё понимаю! Честное слово, всё! Но ты не должна выводить меня из игры. Это дело касается меня лично. И вообще, я не думаю, что, если ты так подло им отомстишь, тебе полегчает.
— Подумать только. А от чего мне тогда полегчает?
— Не знаю. Может, от того, что ты подаришь жизнь? — мягко произнесла Винни. — Восемнадцать лет ты жила, как волк-одиночка, в страшной тени прошлого. Немудрено, что эта тень наложила на тебя отпечаток.
— Никакой я не волк-одиночка, — буркнула Марен, отводя взгляд, и быстро перечислила, словно сверяясь со списком продуктов: — У меня есть ты. Работа. Жизнь.
— Брось, мам. Ну да, у тебя есть работа, но ты ее ненавидишь. И начальница у тебя — полоумная стерва, которая нас обеих ни во что не ставит. А я... Я скоро уеду в университет. И что тогда? Я всегда думала, тебе некогда водить дружбу или бегать на свидания, потому что ты мать-одиночка, но, оказывается, дело не в этом, да?
Марен потупилась, избегая пронзительных глаз дочери.
— Может, пора покончить с этим кошмаром и расправить крылья? Возродиться к новой жизни? — ласково спросила Винни.
— Может, и пора, но меня корежит от мысли, что этот ублюдок не сгниет в тюрьме за свое преступление.
— Я понимаю...
— Можно, я хотя бы отпинаю его так, чтоб он всю оставшуюся жизнь голосил сопрано?