Чейз втянул голову в плечи и принялся разглядывать столовые приборы, словно дальнейшую часть истории собирался досказывать им.
— Я... Я не верил своему счастью. Ликовал от возбуждения. Подумать только, красивая девчонка хочет заняться со мной любовью! Не забывай, я напился до чертиков... Чарльз сказал мне дуть на двенадцатую лунку и ждать там. И прихватить текилу... Но когда я увидел тебя, ты была пьяна в дупель и ничего не соображала. Чарльз тащил тебя на плече, как пожарный. Я подумал, что вся эта затея начинает дурно пахнуть, и решил уйти. Но Чарльз уверял меня снова и снова, что ты все уши ему прожужжала, как тебе не терпится мне отдаться.
У Марен земля ушла из-под ног. Мысли ее смешались. В горле пересохло. Низко опустив голову, она закрыла глаза.
— Мам? Что с тобой? — Винни потрясла ее за плечо. — Мам? На, попей воды.
Она сунула Марен стакан с газировкой. Марен машинально взяла его. Выпила.
— Мам, держись, не переживай так, а ты... — она резко обратилась к Чейзу, — давай продолжай.
Чейз кивнул. Глаза его, как и глаза Марен, подернулись дымкой воспоминаний. Они снова вернулись в прошлое. В прошлое, покровы которого Чейз срывал за них обоих. По обнаженной спине Марен, словно колючий песок, поползли мурашки. Она вздрогнула.
— Он уложил тебя в песчаную ловушку, задрал на тебе платье и громко спросил: «Маре-Мар, хочешь обнять своего мальчика? Он перед тобой». Ты кивнула, но в глубине души я уже тогда догадывался, что это Чарльз качал твоей головой. Своего согласия ты не давала. Да и не могла дать. Он стянул с тебя белье и приказал мне приступать. Я совсем окосел от текилы и, если честно, перепугался до смерти и не мог... хм... не мог физически это сделать, но Чарльз начал глумиться надо мной. Пригрозил всем рассказать, что я — говеный членосос. А в те годы для мальчика-подростка не было ничего страшнее, чем прослыть голубым. И я... я сделал это. Помню, Чарльз все приговаривал: «Классно эти колеса штырят, да?» Затем я, шатаясь, отправился домой, и меня безудержно рвало всю дорогу... Я понимаю, что поступил низко. Ниже некуда. С детских лет мне прививали уважение к женщинам. Я был сам себе противен. Мне не верилось, что я оказался способен на такую подлость. Но тогда... Тогда мне хотелось обо всем поскорее забыть. Я внушил себе, что если умолчу о случившемся и никогда больше не увижусь с Чарльзом, то все утрясется само собой. Но прошлое меня настигло... Марен, прости за все горе, что я тебе причинил. Клянусь — я всегда, всегда ненавидел себя за это. Понимаю, ничего уже не исправишь, но знай: я безумно сожалею о своем поступке. И хочу искупить вину.
Марен тихонько плакала. Слезы горечи и облегчения катились по ее щекам. Тайна, удручавшая ее все эти годы, наконец-то раскрылась: ее опоили. Как странно, что она никогда этого не подозревала. Как грустно, что она безропотно согласилась с матерью, обвинившей ее в непотребном поведении. Она ведь в тот вечер почти не пила... Сейчас, разумеется, все по-другому, и девушка, даже не одурманенная наркотиками, но оказавшаяся в сходной с ней ситуации, всего лишь невинная жертва. А тогда... А тогда родители внушили ей, что она, семнадцатилетняя девочка, — распутная дрянь, по пьяни нарвавшаяся на неприятности, и она долгие годы сгорала от стыда и позора.
— Мам, не плачь, не плачь, ну, пожалуйста. Пойми, ты ни в чем, совершенно ни в чем не виновата! Виноват он! — Винни резанула биологического отца испепеляющим взглядом. — И его двоюродный брат. А вовсе не ты.
— Она права, — эхом откликнулся Чейз. — Виноват я. И всё же... Понимаю, легче тебе от этого не станет, но я хотел бы сказать тебе еще кое-что. Во-первых, с тех пор я больше никогда не виделся и не общался с Чарльзом. Когда утром я садился в машину родителей, он обнял меня и прошептал: «Не боись, братишка. Я тебя прикрыл. Сказал всем, что это я сорвал ее розовый бутончик. Она потом ревела белугой, но я ребят успокоил: мол, она не ожидала, что в первый раз будет так больно. Так что все тип-топ».
От отвращения Чейза передернуло.
— Всю дорогу, пока мы ехали домой, я обещал себе исправиться и стать другим человеком. Я не желал превращаться в такую же скотину, как мой двоюродный брат. Последние годы в школе я провел за учебниками, решив поступить в самый лучший колледж, в который только смогу. Я окончил Йель, где специализировался на гендерных исследованиях, хотя на этом факультете учились преимущественно девушки. Разобрался, что такое сексуальное домогательство и принуждение, секс по обоюдному согласию и сексуальное равенство. Затем поступил в Юридическую школу и повстречал Наоми. Мою первую и единственную женщину... хм... после той ночи... Надеюсь, она меня после этого не бросит...
Оглянувшись на жену, Чейз натолкнулся на ее холодный, как мрамор, отчужденный взгляд.