Девочки с острыми шипами

Я снова поднимаю глаза и благодарю его. Он отпускает меня.

– Могу я спросить у вас кое-что еще? – всхлипнув, говорю я.

Антон вздыхает, но, кажется, его этот вопрос даже веселит.

– Продолжай, – отвечает он.

– Вы говорили с Ребеккой? – спрашиваю я. – С ней… с ней все в порядке?

В глаза Антона мелькает удивление.

– Она… – Он запинается, а затем снова собирается с мыслями. – Что ты имеешь в виду? Что именно насчет Ребекки?

– Она и мистер Вольфи, – говорю я, понизив голос, когда произношу имя юриста.

Антон неотрывно смотрит на меня, но не спешит отвечать. Затем он дружелюбно улыбается.

– Ребекке назначена короткая сессия терапии контроля побуждений, которая пройдет позже, на этой неделе, и поможет ей разобраться с ее проблемами, – наконец произносит он. – Скоро она будет чувствовать себя на все сто процентов.

Жутковато слышать, как он произносит те же самые слова, которые после своего сеанса терапии говорила Валентина. Но я киваю и благодарю его за то, что он помогает ей. Я лишь жалею, что он не смог помочь Леннон Роуз, и чувствую себя беспомощной из-за того, что не могу узнать, как у нее дела, не могу поговорить с ней. Это почти невыносимо. Я направляюсь к выходу, но Антон окликает меня по имени, как только я открываю дверь.

– Мена? – с интересом спрашивает он. – Ты себя… нормально чувствуешь?

Я оборачиваюсь и смотрю на него, не понимая вопроса. Я говорю «да», но он все равно изучающе смотрит на меня. Наконец он взмахом руки разрешает мне идти и советует заняться своими делами.

По субботам у нас нет уроков, но много домашних дел в академии – наши учителя следят за их выполнением. Почти не осознавая, что вокруг, я подметаю деревянные полы рядом со входом, чувствуя себя не лучше, чем до разговора с Антоном, несмотря на все его заверения.

Марчелла и Бринн работают в столовой, а Аннализа – в теплице, помогает профессору Дрисколлу с новыми сортами. Ей это хорошо удается – врожденный талант, сказал он о ней как-то раз. Так что у нее есть возможность проводить побольше времени на свежем воздухе, ухаживая за цветами.

Я смотрю в дальнее окно на затянутое тучами небо, чувствуя себя потерянной. Я знаю, что не я одна сегодня чувствую себя так. Сидни проходит мимо, держа в руках ведро и швабру, в ее глазах – слезы.

Но довольно скоро я замечаю, что учителя реагируют на случившееся совсем иначе.

– Филомена, – говорит профессор Алистер у меня за спиной. Он заставляет меня отвернуться от окна и неодобрительно осматривает меня.

– Ты выглядишь ужасно, – говорит он. – Как бы тебе ни было грустно, это не оправдание – твоя внешность не должна этого выдавать. Женщины – эмоциональные создания, и зачастую слишком. Будь выше этого.

Я смотрю на него в ответ и на мгновение задумываюсь, почему же это плохо – испытывать эмоции, потеряв подругу. Но я не задаю вопросов – кажется, мое настроение и так раздражает его.

Так что я выдавливаю улыбку, и профессор, потрепав меня по голове, уходит прочь.

Глава 13

Сегодня вечером кино, и мы все благодарны за возможность отвлечься. Снаружи погода словно мстит за что-то, посылая вниз потоки дождя и размывая почву. То и дело раздаются раскаты грома, такие сильные, что дребезжат решетки на окнах. Яркие вспышки молний подсвечивают небо.

Мы располагаемся на подушках и одеялах в комнате отдыха, передавая друг другу миску с попкорном. Какое разочарование – в фильме нет любовной истории. Мне ужасно хочется узнать больше об отношениях, о поцелуях, о сексе. Но фильмы, которые мы смотрим, тщательно очищены от подобных тем, и в них нет почти ничего о влюбленности. По крайней мере, именно так говорил прошлый смотритель. Когда я спросила его зачем, он сказал, что нам не следует забивать головы подобными фантазиями.

На следующий день я пошла к доктору Грогеру и спросила, почему в академии нам не рассказывают ничего о сексе. В ответ на мой вопрос он рассмеялся.

– Филомена, этому тебя научит твой муж, – с улыбкой сказал он, положив руку мне на колено, и больше я никогда не поднимала в разговорах с ним эту тему. Теперь мы все читаем об этом в журналах.

Фильм начинается, и, хотя остальные прилежно смотрят, мне становится скучно. Мне неохота смотреть очередной фильм о том, как мужчины совершают преступления. Один мужчина совершает ужасные вещи, но его все равно называют героем, потому что когда-то он любил свою умершую жену. Никто не думает о семьях, которые он разрушил. Все это кажется… жестоким.

Когда попкорн заканчивается, Сидни поднимает миску, чтобы привлечь внимание смотрителя Бозе.

– Может, еще? – милым голоском спрашивает она.

– Не думаю, – отвечает он, скрестив руки на груди.

Некоторые девушки недовольно выпячивают губы.

– Но я завтра пробегу несколько дополнительных кругов, обещаю, – от всего сердца клянется Сидни. – Пожалуйста-пожалуйста?