Девственная любовница

Я любил Лилиан всеми фибрами моей черной души. Что поделать, если мой мозг не способен к ревности. Я отдал ей свое сердце. День и ночь я думал только о ней, однако мне было безразлично, чем она занимается и кому дарит свою благосклонность, пока она доказывала, что любит меня. Хуже всего то, что я хотел, чтобы у неё были и другие поклонники. Я бы сам отдал её в объятия многих мужчин, если бы только потом она снова вернулась ко мне. Мысль о том, что любовник её матери преследует Лилиан с похотливой одержимостью, что он, возможно, является её настоящим отцом, только усиливала мою любовь к ней. Ну, разве не отвратителен я после этого? И все же в то же самое время – вопиющее противоречие, которое я сам не мог понять, если только это не было воспоминанием о моей первой Лилиан – я уважал её девственную плеву. Я рассматривал её как священный дар доверия, нечто, чему я не должен повредить и к чему не имею права применять насилие. Она была для меня кумиром, которому нужно поклоняться, который я слишком чтил, чтобы его разбить или испортить. Раз и навсегда я должен, ибо поклялся говорить правду, сделать заявление, к которому больше не вернусь.

Когда бы я ни назначал Лилиан встречу, я всегда заранее доводил себя хотя бы раз до семяизвержения, либо за ночь до этого, либо, чаще всего, утром, поскольку виделись мы по вечерам, с тем, чтобы сохранять холодность и не поддаваться возбуждению, оставаясь таким образом хозяином своих страстей и удерживаясь от покушения на её венец девственницы.

В конце концов моя милая девочка приехала, причем довольно пунктуально. Она села рядом, поближе ко мне и защебетала. Она рассказала, что один employe20 из контор "Гар де Л'Эст" часто докучал ей своими ухаживаниями. Он хотел жениться на ней. Он встречался с её отцом, который прямо заявил, что у его дочери нет приданого и что он не отдаст её ни одному мужчине до тех пор, пока тот не предоставит доказательств того, что является обладателем состояния, насчитывающего по меньшей мере десять тысяч фунтов. Бедный клерк упал духом и ретировался. Если эта история и в самом деле имела место, она доказывала лишь то, что г-н Арвель не хотел выдавать дочь замуж. Я намекнул ей на это, но она в ответ только рассмеялась и страстно меня расцеловала; я отвечал на ласки, буквально пожирая её лицо и шею. Теперь она превратилась для меня в неразрешимую задачу. Я не мог ни снять с неё одежду, ни даже задрать на ней юбки. Она отбивалась от меня. Я был раздосадован, утомлен и разгорячен. То была не любовная схватка, а настоящий поединок; на все мои попытки она без устали отвечала:

– Вы делаете мне больно! Ой, вы делаете мне больно!

В конце концов я убедил её согласиться раздеться и лечь со мной в постель. Поторговавшись и выдвинув условием, что я задерну оконные занавески, она уступила. Полагаю, она поняла, что меня начинает раздражать её затянувшееся сопротивление.

Она заставила меня раздеться первым, лечь и подождать её.

Я согласился, и вскоре она скользнула ко мне под одеяло. Я собрался было заключить её в объятья, когда она уложила простынку между нами таким образом, чтобы наши тела не соприкасались вовсе, и истерически расхохоталась. Однако скоро я обнял девушку и завернул подол её ночной рубашки, получив возможность вкушать истинное наслаждение от прикосновения её плоти к моему обнаженному телу.

Я взял её руку и приложил к своему члену. Она отдернула пальцы и отвернулась от меня. Я поинтересовался, почему она так делает.

– Ой, да просто я такие рожи корчу, когда мне приятно! Вы не можете себе представить, как я нервничаю!

Откуда она знала о том, что миг наслаждения превращает её в дурнушку? Кто сказал ей об этом?

– Ты должна взять его в руку, Лили!

– Нет! Нет! – воскликнула она.

– Смотри, я трогаю тебя! – сказал я и ловко поиграл её пуговкой.

– Вы делаете мне больно! – в который раз заскулила она. Тогда я, теряя терпение и понимая в душе, что она просто кокетничает со мной, обхватил её за талию, сдернул простыни и покрывало и полностью обнажил девичьи ягодицы. Попка у неё была кругленькой, имела приятные формы и выглядела пышнее, чем можно было бы ожидать от столь изящно сложенного существа.

– Ну так что, не будешь делать, как я хочу? Хорошо, я тебя заставлю. Я буду шлепать тебя до тех пор, пока ты не подчинишься!

Сказав это, я забыл о всякой жалости, крепко сдавил её правой рукой, а левой обрушил целый град звучных шлепков на нежные ягодицы.

Она отбивалась, визжала и все время причитала:

– Вы делаете мне больно!

Я шлепал её изо всех сил, не обращая ни малейшего внимания на крики; кажется, ей пришлось страдать минут пять – долгий период, когда подвергаешься наказанию.

В конце концов, у меня заболели пальцы, дыхание сбилось, и я уже готов был остановиться, когда она сдалась и попросила пощады, протянув при этом руку, чтобы обласкать мои достоинства. Теперь она стала сговорчивей, и я онанировал её до тех пор, пока она не пустила эликсир, продолжая, однако, сетовать на то, что мой любопытный палец причиняет ей боль.