Девушка без лица

Я кивнула, шагая по квартире. Было что-то в этих комнатах, от чего мне было не по себе. Я видела двадцать человек, живущих в доме такого размера, и хотя так было тесно, место было заполненным дружбой, люди шутили и смеялись, делились историями, даже разыгрывали друг друга. Квартира Сю Шандяня казалась пустой, тихой, и даже ребенок не мог это нарушить. Может, для того и был граммофон — заполнял пустые углы дома мистера Сю.

Или тут было так тихо, потому что смерть сделала дом пустым, и горе заполнило комнаты.

Вещей у Сю Шандяня было мало, но они были дорогими. Пара больших окон открывалась на балкон на втором этаже: многие выращивали растения в горшках на балконе, но у Сю Шандяня доски были пустыми. Рядом с окном стоял красивый деревянный шкаф с изящными узорами, а на нем — расписная ваза. Тяжелое полотенце и блюдце с мятными конфетами в бумажной обертке были рядом с вазой.

Квартира переходила в кухню. Там были плита и рукомойник, у которого был медный кран и вентили. Я не сразу поняла, на что смотрела. Трубы под Китайским кварталом вели к пожарным гидрантам и редким водяным помпам, где люди набирали свежую воду. Кран, откуда текла вода, был редкостью, мог быть только у богача. Я такого еще не видела.

— У вас своя вода, — отметила я.

Кивнув, он сказал:

— Вода течет и горячая, и холодная.

Он сказал это так, будто это что-то значило для меня, но я не понимала значимости. Казалось, он описывал то, что было дороже своего личного крана.

Я прошла к зашторенному углу комнаты, отодвинула занавеску. Я увидела странную белую посудину размером с гроб. Я смотрела на изогнутый фарфор, нашла четыре ножки с когтями, как у яогуая.

— Что это?

— Это просто ванна.

Я кивнула, разглядывая ванну и непрозрачную штору вокруг нее.

— Она задвигала штору, когда купалась?

Он кивнул.

— Анцзинь любила купаться. Она плескалась, кричала мне: «Сыграй музыку!», и я крутил для нее граммофон.

— Что, по-вашему, с ней случилось, мистер Сю?

Его лицо снова смягчилось. В глазах была боль.

— Понятия не имею, — сказал он.

— Кто-то мог хотеть ей навредить?

— Мисс Сян, она была лишь ребенком. Зачем кому-то держать обиду на ребенка?

— Кто-то мог навредить ей, чтобы задеть вас?

— Нападение на Анцзинь не задело бы меня, да? Она не была моей женой по-настоящему. Да, мы были названы мужем и женой, но она была просто гостем в моем доме, — сказал он, печаль заполнила его лицо. — Но приятным гостем. Я пытался хорошо заботиться о ней, платил за ее еду. Покупал ей одежду и конфеты. А теперь ее нет. Я привык, наверное.

— Что вы имеете в виду?

Он посмотрел на пол.

— Знаете, где я провел детство, мисс Сян? На сахарной плантации, раб в Перу. Я жил жизнью, что не имела значения, среди людей, которые не имели значения. Если мальчик, с которым я работал вместе годами, вдруг падал замертво от жары, пока мы собирали сахарный тростник, я должен был отвернуться и работать, иначе меня били. Люди умирали, мисс Сян, а нужно было продолжать, — он смотрел вдаль, словно лица мертвых друзей были видны и сейчас. — Все так. Я привык к этому, когда был еще юным.

Вес и жар воспоминаний мистера Сю были осязаемыми, и мне было его жаль. Прошлое снова проступало в настоящем, пропитанное кровью старых ран, которые никогда не заживали. Я подумала о вымирающем народе миссис Вэй, о своей матери и своем муже. Потерянное не вернуть. Как мы могли надеяться восстановить исторический ущерб? Прошлое было прошлым, было кровью на нас. Можно ли ее смыть?

Я не хотела давить на Сю Шандяня, ведь ему было больно. Пора было поискать ответы.

— Когда вы были в Перу, — сказала я, — вы видели что-то похожее на растение, убившее Анцзинь?

— Я мало видел в Перу. Не мог далеко уйти из-за оков на лодыжках, — он притих на миг, вспоминая. — Это унизительно, это влияет на разум. Приходилось страдать в жаре на полях, трудиться днями напролет, спать в клетке, и одно дело, если бы труд имел цель. Но куда сложнее страдать так и знать, что это только для того, чтобы другие люди, которые важны, могли съесть конфету.

— Вы теперь едите конфеты, мистер Сю.

— Да, — сказал он. — И всегда делился с девочкой. Я пытался дать ей хорошую жизнь, мисс Сян. Одежда, теплая вода, еда, музыка, конфеты… Даже катал ее.

— Катали, мистер Сю? У вас есть лошадь?

— Нет, мисс Сян, — сказал он, — Дью-ри-а.

Я не сразу поняла, о чем он, а потом мой рот раскрылся.

— «Duryea»? — сказала я. — У вас есть автомобиль?

Он кивнул, мой рот раскрылся еще шире. Когда я впервые увидела автомобиль, я думала, его тянут невидимые лошади. Во всей стране было меньше сотни работающих автомобилей. Они были для элиты, вещью странных миллионеров. В редких случаях, когда «Duryea Motor Wagon» появлялся, гремя, на улицах Китайского квартала, все собирались посмотреть на замысловатый прибор, и водители гордо махали, словно принцы восхищенной толпе.

— Почему же я вас ни разу не видела на машине, мистер Сю?