— Постарайтесь не лезть в драку, Джинни, — сказала я. — Будете слушаться приказов?
— Спаси мою девочку, Ли-лин. Я сделаю все, что скажешь.
Судьба Хуа, судьба Меймей, судьба Китайского квартала и духовного аналога этого региона были в моих руках. И в руках женщин рядом со мной.
Проклятья Сю Шандяня работали с грубой симметрией: лица воровали или меняли, корни древнего дерева из мира людей переходили в мир духов, его отражение в воде заменяло мое, кости котов были соединены нитью и бессмысленными символами.
— У него алтарь, — сказала я женщинам, пытаясь понять, как он представлял Гон Тау. — Он кормил Хуа семенами. Допустим, четыре семечка. Рисунок на алтаре будет представлять Хуа. Чтобы чучело на алтаре было связано с вашей дочерью, он точно взял то, что принадлежало ей, или взял с ее тела кусочек ногтя или…
— Волосы, — сказала Джинни. — Он расчесывал ее однажды.
— Четыре волоска, — сказал миссис Вэй.
Я кивнула.
— Четыре гвоздя — семена. Каждый обвязан волосами Хуа. Он вбил их в рисунок, прикрепив его к алтарю. Ему нужно показать, что семена пробудились, но древнее дерево питается не почвой и водой, а кровью. Чтобы активировать семена в животе Хуа, ему нужно было полить их кровью.
— Чьей кровью?
— Не ее, Джинни, — сказала я. — Свою. Его проклятья работают, потому что он связывается с древним деревом, но он не знал этого, когда был ребенком. Он знал лишь, что, когда подражал по-детски тому, что слышал о магии Гон Тау, чары работали. И он развил свою систему нанесения себе ран, ужаса и симметрии. Он портит свое тело, облачает ритуал в ужасы, тянет так силу дерева. Но ритуалы по сути усиливают его руки. Он сейчас там, уверена, сидит у алтаря, готовит еще одно проклятие, пока четыре гвоздя с волосами прижимают рисунок Хуа к алтарю, пропитанные кровью. Мы нападем через его симметрии. Найдем нить, что соединяет семена на его алтаре и семена в Хуа, отыщем ту нить как охотники — след, пока не придем к его алтарю. И тогда ворвемся с огнем и разрушениями.
— Не сдерживайся, Ли-лин, — сказала Джинни.
— Я и не смогу. Мы бьемся этой ночью за Хуа, за Меймей, за Анцзинь. Этой ночью он умрет.
Они пылко кивнули.
— Мы хотим ему смерти, — сказала я, — но сначала важно разбить его ритуал. Или уничтожить алтарь, или вытащить гвозди из чучела Хуа. Он играет с зеркалами. Хуа отражена в Меймей и его рисунке. Он не заметит нашу игру с зеркалами. Мы построим чучело его алтаря.
— Как ты хочешь это сделать? — сказала миссис Вэй.
— Мы знаем отчасти, что на нем, — сказала я. — У него есть чучело Хуа, четыре гвоздя, обмотанные волосами Хуа, и пролитая сверху кровь. Мы сделаем свою имитацию его чучела, нарисуем силуэт ребенка, возьмем у Хуа четыре волоска, привяжем к гвоздям и вобьем их в силуэт. Мы свяжем магией два алтаря и вытащим гвозди по одному.
— И все? — сказала Джинни.
— Лучшие чары простые и прямые, — сказала я.
— Как ты свяжешь алтари? — сказала миссис Вэй. — Тебе не хватает важного ингредиента. Сю Шандянь полил гвозди своей кровью.
Я с улыбкой подняла снаряд на веревке, на нем была засохшая коричневая кровь.
— Это его кровь, Ли-лин? Ты ударила его этим до крови?
— Да, Джинни. Я должна была его убить, но не справилась.
— Ли-лин, когда это кончится, моему мужу нужно будет тебя повысить. А это оружие с кровью того гада нужно повесить на стене как трофей.
— Джинни, — ровным голосом сказала я, — мне нужны Восемь деталей вашей дочери.
Я просила раньше, и она отказалась. Теперь она кивнула, вытащила кисть и бумагу, написала детали Хуа на странице. Она вручила листок мне, и я затаила дыхание, поняв, почему жена босса скрывала детали дочери.
Многие китайские фамилии произносились одним слогом, были записаны одним иероглифом, но фамилию Хуа Джинни написала множеством символов, и я ее узнала.
Бок Чой знал, что его любимая дочь была от другого мужчины?
Кто-то, кроме Джинни и меня, знал, что девочка была лишь наполовину китаянкой?
И та фамилия была полна силы и влияния. Те иероглифы были китайской версией фамилии известной американской семьи, в той семье были бизнесмены, владельцы железных дорог и политики — самые богатый и властные люди в мире.
Я подняла взгляд, Джинни пронзила меня взглядом. Она знала, сколько открыла тут, и какой опасный секрет мне показала.
Взгляд Джинни был твердым как бриллиант, пока я закрывала рот после открытия.
— Никому не говори, — сказала она.
Я кивнула, заставила себя продолжать приготовления.
— Чашку воды, — я протянула руку, и миссис Вэй передала чашку. Я опустила ее на свой алтарь. Сжимая листок с деталями Хуа, я сказала. — Спичку, — и Джинни вложила спичку в мою ладонь.
Хоть листок был простой рисовой бумагой, тяжелой от правды о родителях Хуа, вес ее настоящей фамилии делал листок тяжелым, и держать его было больно. Когда огонь поглотил бумагу, я обрадовалась. Я смешала пепел с водой, закружила его в чашке.
— Масло для лампы, — сказала я, и мои женщины отыскали его.
Отец и доктор Вэй в это время разложили содержимое сундука бок о бок с инструментами доктора. Отец лицом показал, что мне нужно подойти и вооружиться. Я не мешкала.