Девушка и скрипка. Жизнь на расстроенных струнах

Несчастье вот-вот должно случиться. Бессмысленно гадать, «а что если бы…», или перебирать варианты, как можно было его избежать. Это ни к чему не приводит, лишь усиливает чувство вины и заставляет чувствовать себя дураком. Но когда оно случается, ты все равно начинаешь себя пилить. Я пилю себя постоянно. До сих пор. Например: я могла бы разжечь огонь в камине, мы могли бы выбрать другое кафе и не спорить — ведь в том споре не было нужды. Надо было просто быть потверже. Просто быть собой. Но я не была собой, я сделала все это, приняла все эти решения или позволила принять их за меня. Итак, на часах — половина седьмого, 1 ноября 2010 года. Холодно, ветрено и сыро. Мы едем на вокзал примерно на час раньше, чем нужно. Мы еще в Харроу, но я уже закрыла дверь и иду к такси. У меня в руках чемодан и футляр со скрипкой. У Мэтта — чемодан и виолончель. Мы по очереди нагибаемся и залезаем в такси. Недолгая поездка до метро, а затем — до вокзала.

Там и увидимся.

Мы выходим из метро и попадаем прямиком в пасть вокзала. Мне все еще нехорошо, я все еще на бронебойных стероидах. Неделя меня вымотала, поездка тоже. Не нужно было мне ехать в этот Льюис, не нужно было делать все это. Я прямо чувствовала, что не стоило, но Мэтт так настаивал. Навстречу мне разинулись выходы на платформы, кажется, еще чуть-чуть и проглотят. Все это невыносимо — эта толпа, эти объявления, шум, суета. Я просто хочу сесть. Мы поворачиваем и идем к торговому центру, там есть кафе с террасой на улице, некоторые столики свободны, на сиденьях — лужицы. Перед нами — целый парад забегаловок: Ed’s Diner, Nando’s, Caff`e Nero, Cafe2 Rouge, сплошные хот-доги и буррито. Все это совершенно не вызывает аппетита, но раз уж мы здесь, нужно что-то выбрать. Мы заходим в Ed’s Diner и останавливаемся в дверях перед картонной фигурой улыбающейся девушки. У девушки красная юбка и поднос с американскими закусками, но в забегаловке полно людей и шумно, к тому же для нашего багажа нет места, а у нас ведь не только два чемодана, но и виолончель стоимостью почти в четверть миллиона фунтов и скрипка — в четыре раза дороже, чем виолончель. Скрипка у меня в руке. В крепком надежном чехле лежит моя жизнь, два ее смычка и запасные струны.

Мы снова выходим на холод. Через дорогу от нас виднеется Pret A Manger[12], и там есть свободный стол у выхода. (Это важная деталь, ведь там два выхода. Один ведет к вокзалу, а другой — к автобусам. Он довольно неприметный, и находится с другой стороны здания.) Там тоже полно людей, но деваться некуда. В эти заведения не отдыхать приходят. Мэтт сторожит стол, забив проход между ним и окном нашим багажом, я иду к стойке. Себе беру горячий бутерброд и чай, Мэтту — суп. Вернувшись, вижу, что Мэтт переставил багаж так, чтобы его виолончель была между ним и чемоданами. Я сажусь напротив: футляр со скрипкой ставлю между ног, ремешок привязываю к лодыжке. Я всегда сажусь только так. Всегда. Скрипка рядом, и неважно, вижу я ее, или нет, но ремешок футляра всегда обмотан вокруг моей лодыжки. Помните? Этот инструмент — часть меня, часть моего собственного тела, не менее важная и интимная, чем любая другая. (Я помню, какой шок испытала, когда однажды сидела перед концертом в гримерке. Внезапно вошел дирижер, без единого слова достал мою скрипку из футляра и подергал за струны. У меня было такое чувство, что он все это сделал со мной, как будто считал, что у него есть на это право.) Но сейчас она в безопасности.

И вот я сижу с ремешком, привязанным к ноге, и чувствую себя препаршиво.

— Тебе же неудобно, — говорит Мэтт.

Я вздыхаю. Да, мне неудобно, мне плохо, я устала, все это путешествие, эти выходные, все это — бессмысленно.

— И что? — огрызаюсь я.

— Надо скрипку сюда положить, — говорит Мэтт.

Я предлагаю просто поменяться местами, потому что хочу, чтобы скрипка была при мне, но Мэтту эта идея не по душе. Он меняться не хочет. Мэтт считает, что должен сидеть рядом с багажом и виолончелью. Он хочет, чтобы я положила скрипку к виолончели.

— Ни за что! — отвечаю я. Мэтт настаивает.

Мы ругаемся, и эта неприятная сцена транслируется в прямом эфире для всех, кто оказался в пределах слышимости. Постыдное, но притягательное зрелище для случайных свидетелей. Есть вещи, которые не стоит делать на публике, на вокзалах, в ресторанах, в кафе Pret A Manger холодным ноябрьским вечером. Ссора движется в направлении, нужном Мэтту. Если бы я могла видеть себя со стороны, я заметила бы, как он давит на меня, а я все больше и больше прогибаюсь. В конце концов я сдаюсь, как всегда скатываясь к стандартной модели поведения, в которой Мин всегда уступает, Мин подчиняется, зависит от предмета, который или привязан к ее лодыжке, или покоится под подбородком, или дремлет в чехле, подаренном Риччи.