Девушка из Англии

Однако зерно сомнений было посеяно. Настало утро того дня, когда Салим собирался покинуть Маскат. Джоан выдумала прощальный ужин с Мод, чтобы объяснить свой уход на ночь глядя. Она хотела, чтобы ее не хватились до самого утра. Девушка предвкушала длинную одинокую ночь, которую проведет в окрестностях города, если в итоге все-таки не решится уйти с Салимом. Если сядет на пароход, идущий в Аден, полетит обратно в Англию и вернется в дом своего детства в Бедфорде. Если выйдет за Рори и переедет в купленный ими домик рядом с вокзалом. Она представила себе их детей. Представила рождественский ланч с Хиббертсами. Она рисовала себе то, чего с таким нетерпением ждала до приезда в Оман, и удивлялась чувству, которое все это теперь в ней рождало, – щемящему ощущению слабости, которое решивший бодрствовать человек испытывает, когда засыпает, вопреки своему желанию. Ближе к вечеру она сочинила записку – для Роберта, Мэриан и Рори, но в основном для Рори – и оставила ее в своей комнате, в не слишком заметном месте, чтобы та не попалась на глаза, случись кому-то бросить мимолетный взгляд из коридора. Но ее непременно нашли бы при более тщательном осмотре. В ней говорилось: «Простите, что я вас оставила. Простите за то, что будете волноваться. Не нужно этого делать. Я в надежных руках и уверена, что мы увидимся снова».

Она спросила себя, является ли правдой хотя бы одно слово из написанного. И еще – не порвет ли она записку и не примется ли укладывать вещи в чемодан, давясь трусливыми слезами.

Когда солнце стало напоминать оранжевый блин, висящий на западной стороне неба, Джоан отправилась в комнату Рори и остановилась перед закрытой дверью. Она колебалась. Внутри слышались тихие звуки. Рори был чем-то занят. Наверное, паковал вещи или переодевался, чтобы выйти на галерею, где их ждали напитки. Джоан подняла руку, собираясь постучать, но замешкалась, и когда костяшки все-таки коснулись дерева, раздавшийся звук оказался робким и ни к чему не обязывающим. Она даже не была уверена, что Рори его услышал. Но движение внутри прекратилось. Сердце у Джоан упало при мысли, что он и в самом деле может открыть дверь. Она не думала, что у нее достанет мужества сбежать после встречи с ним. Если он будет к ней добр, захочет помириться, окружит ее нежностью и любовью, создаст ощущение безопасности и надежности, она может потерять волю к сопротивлению и впасть в удушающий сон. Джоан закрыла глаза. Она не имела понятия, хочется ли ей, чтобы это произошло. Но Рори не открыл дверь, тихие звуки внутри возобновились, и Джоан не постучала снова. Сделав медленный вдох, она ушла.

Джоан ничего не взяла, кроме небольшой сумки с ночными принадлежностями, в которой также лежали камера и одежда, которую дал Абдулла. Дойдя до безлюдного переулка, она поспешила надеть абайю и никаб. Руки дрожали. Джоан думала о Джебель-Ахдаре, о том, что первой взойдет на высокое плато. Она станет первопроходцем, а не бедняжкой Джоан

с расшатанными нервами. Часовые у ворот не обратили на нее внимания. Эта женщина могла быть кем угодно. Именно так она и чувствовала себя, идя вверх по склону. Решимость росла с каждым шагом, отдалявшим ее от прошлого. Джоан могла быть кем угодно, и она могла выбирать. Даже Мод не видела вершину Джебель-Ахдара. Джоан собиралась возвыситься над повседневностью, и обычные правила для нее больше не действовали.

Джоан стояла в скалах, где в последний раз видела Салима, и глядела вниз, на город и море. Прежнее существование казалось ей настолько далеким, что у нее возникло впечатление, будто она раздвоилась и ее второе «я» сейчас в представительстве пакует чемоданы. Пароход, которому предстояло увезти Джоан в Аден, уже стоял на якоре. Она видела, как к нему идет маленький лихтер[131]

и за его кормой тянется след, похожий на бледную ленту. Но Джоан, которая на него села бы, ничего не сказала бы Рори о том, что видела в Бейт-аль-Фаладже, потому что осталась бы с ним, вышла бы за него замуж, зависела бы от него. Она знала, что пришлось бы обставить все так, словно ничего не случилось, и понимала, как тяжело ей это далось бы. Их брак с самого начала превратился бы в компромисс. «Не обязательно играть картами, которые тебе выпали», – сказала ей Мод, и Джоан собиралась взять прикуп. Когда она услышала тихие шаги Салима и пахнуло ладаном, ее сердце учащенно забилось. Выбор был сделан, и оставались секунды, чтобы изменить решение. Хотя она знала, что этого не сделает, страх все равно никуда не делся. Это было как ходить по краю обрыва, зная, что можно сорваться. Сначала Салим ничего не сказал. Он посмотрел на нее серьезно, кивнул, потом поманил к себе и положил руку ей на плечо.

– Я знал, что тебе хватит смелости, – сказал он. – Но будь осторожна. Горы изменят тебя навсегда. Следуй за мной. И лучше молча.