Девушка из Дубровника

А ведь я еще могла вернуться в цирк. Пусть не воздушной гимнасткой, пусть в партер. Моя «флинаменальная пуплес» снова пришла на помощь. Обычно после травм позвоночника акробаты и гимнасты уже не возвращаются — слишком велик риск повторных повреждений. Но я восстановилась полностью — что само по себе было чудом. Меня ждали — однако Андрей настоял на том, чтобы я отказалась. Потом — чтобы поступила в вуз. Неважно куда, неважно, на какую специальность. Потом сам нашел мне нудную, однообразную работу в страховой компании. А потом… я поняла, что меня засосало в болото.

Глава 26

— Ника, иди сзади, — сказал Глеб, когда мы вышли на лестницу, ведущую к набережной.

— Почему? Вчера на тропе ты наоборот меня вперед загнал.

— Вчера ты могла поскользнуться на иголках, и я — может быть — успел бы тебя поймать. А на лестницах и крутых склонах выше должен быть тот, кто легче. Если вдруг сорвется и покатится вниз, нижний сможет его задержать. А тяжелый снесет на хрен.

Я шла сзади и жадно смотрела на его спину и ягодицы, чувствуя, как тяжело пульсирует кровь ниже ватерлинии. Мысли шли блоками.

Твою ж мать, Королёва, ты и в самом деле нимфоманка. Как будто с голодного острова. По несколько раз за день — и все мало. А раньше раза в неделю было за глаза и за уши. Да еще и представлять всякую похабщину приходилось для стимула.

И что теперь с этим дальше делать? Ну ладно еще, если Глеб просто нашел во мне какую-то волшебную кнопку и теперь я буду бросаться на каждого мало-мальски симпатичного мужика. Мужиков, в конце концов, на свете много, я тоже не урод, не умру от недотраха. Но что, если все это эротическое колдунство связано исключительно с ним одним? Надеяться на то, что к концу отпуска раствор все-таки станет пересыщенным и кристаллы выпадут в нерастворимый осадок?

А еще мне казалось, что от такого неумеренного секса уже должны были начаться гинекологические проблемы. Но нет, ни намека. Дело в желании? В технике? Или в том, что мы подходим друг другу анатомически, как штепсель и розетка?

От мыслей о штепселе и розетке мне стало совсем нехорошо, то есть хорошо, но… В общем, я была рада, когда чертова лестница наконец закончилась.

— Так куда идем? — спросил Глеб, когда мы позавтракали в бандитерской и вышли на набережную. — На Рат или на Сустепан?

Я задумалась. Камни на левом берегу бухты были ближе. Но я снова вспомнила мыс, смутное ночное предчувствие — и поняла, что вообще не хочу идти на ту сторону.

— Пойдем на Рат. Туда, где галька.

Мне показалось, что Глеб вздохнул с облегчением, и я подумала, что сделала правильный выбор.

Мы прошли по короткой улице, идущей через узкий перешеек Рата — правого полуострова, пересекли площадь с автобусной остановкой и двинулись вдоль берега. В отличие от Сустепана, левого полуострова, здесь была не дикая тропа, а вполне пристойная асфальтовая дорожка.

Пляж оказался совсем крохотным: две бетонные платформы с лежаками, узкая полоска гальки между ними и камни вперемешку с галькой сбоку. Солнце поднялось уже довольно высоко, но народу почти не было.

— Может, все-таки на лежанку? — предложил Глеб. — Пока котики не сползлись?

Подумав, я позволила себя уговорить, и мы выбрали самые крайние лежаки. Тут же подскочил сборщик податей с сумкой-напузником и унес в клювике шестьдесят кун.

— Две кружки пива, — проворчала я, укладывая свой матрас на лежак. — Лежаки стоят, как две кружки пива.

— Ника, тебе никто не говорил, что женский алкоголизм неизлечим? — словно между прочим поинтересовался Глеб.

— Точно так же, как и мужское пивное брюхо, — отбила подачу я. — Кстати, когда ты успеваешь в качалку ходить? Чтобы брюха не было?

— Три раза в неделю по вечерам. У нас офис в бизнес-центре, на первом этаже фитнес-клуб с тренажеркой. А в Хельсинки дома в подвале себе устроил спортзал. А ты?

— Два раза в неделю на пилатес. Ну и дома каждый день по утрам. Если вдруг толстею, тогда чаще.

— Ты?! Толстеешь?! — Глеб аж закашлялся. — Китеныш, ты офигеть какая красивая, но, не обижайся, тебя все время хочется накормить. Купить тебе мороженое, пирожное, конфет килограмм.

— Бочку варенья, корзину печенья.

— Вот именно. Чтобы ты стала капельку помягче. В некоторых местах.

— Я тебе не нравлюсь? — надулась я.

— Дурочка! — Глеб звонко поцеловал меня в плечо. — Очень нравишься. Но знаешь, нет предела совершенству.

Мы пошли купаться туда, где галька, и, разумеется, все вокруг, особенно тетки, таращились на мой синяк. На синяк, на Глеба, снова на синяк. Кто-то деликатно, стараясь это сделать понезаметнее, кто-то пристально.

— Интересно, что они думают, — усмехнулся Глеб, держа меня за руку, пока мы заходили в воду. — Что я тебя бью или что у нас такой безумный секс? Или и то, и другое?

— Это ж какой должен быть секс, чтобы такой синяк получился?

— Знаешь, даже не очень грубый. На твоей коже — тем более.