Девушка из Дубровника

В воде мы валяли дурака почти час — все время на грани фола, как озабоченные подростки. Я забиралась Глебу на плечи и прыгала в воду, а он ловил меня за ноги, и его руки все время оказывались в самых неожиданных местах. А еще мы ныряли, обнявшись, и целовались под водой, рискуя захлебнуться. Тетушки средних лет смотрели на нас, осуждающе поджав губы, а вот пенсионеры — наоборот, весьма одобрительно. Видимо, вспоминали шалости своей далекой молодости.

Наконец мы выбрались на берег и без сил свалились на лежаки. Время подбиралось к полудню, давно пора было уйти в тень. О том, чтобы идти куда-то в город обедать, даже думать не хотелось. Я косилась на захудалый пляжный ресторанчик поблизости — может, рискнуть, может, не отравимся?

На камень села большая пестрая бабочка. Маленький краб размером со сливу быстро пробежал бочком, подскочил к ней и едва не ухватил за крыло. В последний момент бабочка вывернулась и полетела через бухту на другой берег.

— Поймал бы — сожрал, — сказал Глеб. — Запросто.

— Сколько их здесь! Бабочек.

— Ага. Просто стада. А теперь представь, сколько для этого нужно было гусениц. Видишь на той стороне горы лысые?

— Ну да.

— Раньше там были сосновые леса. И все гусеницы съели.

— Правда? — изумилась я.

— Нет, конечно.

Ему действительно нравилось вот так меня разыгрывать, подкалывать. Но это было совсем не обидно, наоборот забавно. И я с удовольствием подыгрывала. Иногда включала дурочку, иногда огрызалась, пряча улыбку. Или даже не пряча.

— Послушай, — спросила я, — так ты поедешь в Дубровник?

— Зачем? — удивился Глеб.

— В архив. Ты же собирался. Поискать какие-нибудь записи о сестре, о племяннице.

Он как-то сразу посмурнел. Сел на лежаке и долго молча смотрел, как волны облизывают край платформы.

— Не знаю, Ника, — сказал он наконец. — Я теперь уже не уверен, что мне это нужно.

— Надеюсь, не из-за меня?

— В какой-то степени да.

Я имела в виду только то, что он тратит на меня все свое время, но, кажется, Глеб подразумевал что-то другое. Уточнять он не торопился, а я постеснялась спросить.

— Да и что я там найду? — Глеб подобрал камешек и швырнул в воду. — Записи о браке, о рождении. Что мне это даст? Я вообще теперь не знаю, действительно ли хочу выяснить что-то об отце, Зорице, Даниэле. Все, давай закроем эту тему.

Я лежала на животе, повернув голову на бок, и смотрела из-под шляпы на свою руку. На ветру тоненький золотистый пушок встал дыбом. Глеб медленно провел ладонью, касаясь самых кончиков, и кожа мгновенно пошла мурашками. В горле пересохло, сердце подпрыгнуло и понеслось вскачь. Я зажмурилась и вцепилась в подстилку, когда его губы коснулись позвоночника между лопатками, сдвинулись ниже.

— Глеб, — прошипела я, — тут же люди вокруг.

— И?

Теперь я точно знала, что тот сон на границе был все-таки о будущем. Андрей никогда не целовал меня на пляже, да еще на людях. Он вообще никогда не целовал меня нигде, кроме дома, да и то если мы были одни. Поэтому сейчас мне было стыдно и неловко, но возбуждало просто безумно.

— Что «и»? Я никогда не занималась чем-то подобным при посторонних.

— А хотела бы? — прошептал он мне на ухо, прикусив мочку.

— С ума сошел?

— Нет, правда, хотела бы?

Я прислушалась к себе. Добропорядочная Ника была шокирована и едва не падала в обморок от одной мысли о чем-то в этом роде. Но где-то глубоко-глубоко в темном подвале подсознания сидела Ника ужас какая безнравственная, если не сказать хуже, и вот она-то уж точно не отказалась бы. Эта потаскуха, наверно, запросто снялась бы в порно и выложила ролик на ютуб.

— Советами замучают, — попыталась банально отшутиться добропорядочная Ника.

— Да или нет? — настаивал Глеб, продолжая медленно и тягуче целовать меня в шею.

— Да, — прошептала безнравственная Ника, а добропорядочная тут же добавила: — Но нет.

— Пойдем! Быстрее, собирай барахло, — его глаза горели так же, как утром на балконе, и это лихорадочное безумие передалось мне.

— Куда мы? — спросила я, кидая в сумку свои вещи.

— Здесь недалеко. Мы будем видеть всех, а нас — никто. Ну, почти никто.

Куда только делась усталость? Мы быстро поднимались в гору — сначала по лестнице, потом по петляющим асфальтированным дорожкам. На вершине за деревьями показался мавзолей семьи Рачич, до которого я так и не успела дойти.

— Мы что, на кладбище идем? — удивилась я.

Глеб, не отвечая, тащил меня за руку дальше. Пройдя через небольшое кладбище, мы снова оказались на лестнице, но теперь она вела вниз. С этой, широкой и пологой, по короткому переходу мы вышли на другую — крутую и узкую. В старом городе дома на горе располагались на террасах, между которыми были подпорные стенки и короткие переулки, а вниз с вершины сбегали такие вот улицы-лестницы.

Мы спустились где-то на половину, когда Глеб остановился.

— Здесь, — сказал он.

Перед нами был глухой тупик, который отходил от лестницы под острым углом. Видимо, когда-то там можно было пройти к одному из домов, но потом проход заложили, и остался только темный тесный закоулок.

— Странно, что его не используют вместо туалета, — принюхалась я.