Девушка из Дубровника

— С ума сошел?! — возмутилась я. — Мне нравятся шерстяные мужчины. Ну, не совсем, конечно, как мартышки, но и не голые. В меру шерстяные. Знаешь, — я тихо захихикала, — в цирке как раз это не приветствовалось. Ну ладно еще в трико, но вот кто с голым торсом выступал… Был у нас укротитель змей. Такой весь южный товарищ, жутко волосатый. И грудь, и спина. А удавам это страх как не нравилось. Отказывались по нему ползать категорически. А если брил — тем более. Наверно, кололся. Приходилось эпиляцию делать.

— Да, Ника… — протянул Глеб задумчиво. — По всему выходит, я твой идеал. Имя мое тебе нравится, сама говорила. Шерсть нравится. А уж от Сеньки моего ты, похоже, вообще без ума.

— Что?! — я аж задохнулась. От его фразочек у меня не раз челюсть отвисала до колен, но это было уже чересчур — настолько вульгарно прозвучало.

— Семаргл, — он дернул плечом у меня под щекой. — Он же Семен. Или Сенька. Ты вечно с ним лижешься. А ты о чем подумала? Ника…

Я закрыла лицо рукой, умирая от стыда.

— Вот-вот, — прокомментировал Глеб. — Именно. Фейспалм. И вообще ты меня оскорбила до глубины души, — он опустил глаза вниз. — Это, в твоем понимании, Сенька?! Вот спасибо-то. Нет, я, конечно, на книгу рекордов Гиннеса не претендую, но Сенька?.. Извини, дорогая, согласен только на Семен Семеныча. У тебя ведь так язык и не повернулся назвать его каким-нибудь человеческим словом, тогда почему бы и нет?

— Глеб, ну в конце концов, — я повернулась к нему спиной. — Ты хотел бы, чтоб я твоего Семен Семеныча называла медицинским термином? Или матерно? Или какой-нибудь пошлятиной вроде «твой дружок»? Или, может, херр Тирет?

— Ну вообще-то есть нейтральное слово. Вполне литературное.

— Твое литературное слово у меня ассоциируется исключительно с пауками и крабами. Ну, еще с математикой.

— Ну, с математикой — понятно. А с пауками-то почему? — удивился Глеб.

— Потому что членистоногие.

— Ясно, — фыркнул Глеб. — И тут лапы паучные. Ладно, значит, решено, быть ему Семен Семенычем. Нет, ну а что? Вдруг он забудет, что делать надо. А ты ему такая: «Семен Семеныч!» А он такой: «Аааа!»

Глеб так забавно скопировал интонации героев «Бриллиантовой руки», что я покатилась от смеха. В этот момент на тумбочке зажужжал его телефон. Посмотрев на экран, Глеб удивленно приподнял брови и ответил по-хорватски.

— Ник, — повернулся он ко мне, выслушав собеседника, — Марика и Влах нас на ужин приглашают, пойдем?

Я пожала плечами. Глеб ответил утвердительно и отключился.

— Не бойся, там все прилично. Не как позавчера. Бран побоялся сам подниматься. После того раза. Марика сказала, что в такой дождь мы вряд ли куда-то потащимся, так почему бы к ним не прийти.

Мы выползли наконец из постели, привели себя в порядок и спустились на первый этаж. В большой то ли гостиной, то ли столовой, отделенной от кухни стеклянной раздвижной дверью, был накрыт на пятерых большой стол. Уж не знаю, чего я ожидала, но все было довольно просто, без пафоса, и я вздохнула с облегчением.

Вообще я чувствовала себя так, как будто пришла знакомиться с родителями своего… кого? Жениха? Молодого человека? Это для меня тоже было в новинку. С Сашкиными родителями я познакомилась в цирке, в антракте. Родители Андрея жили в Белгороде, и мы к ним поехали уже после свадьбы. Он их даже не предупредил. «Мам, пап, привет, это Ника, моя жена». «Неожиданно, — сказала моя свекровь. — Ну и ладно». Не могу сказать, чтобы я им понравилась, но и общаться приходилось не часто, Андрей обычно разговаривал с ними по телефону. За десять лет они приезжали в Питер один раз, и мы к ним раза четыре.

Впрочем, скованно я себя чувствовала, наверно, первые пять минут. А потом стало как-то шумно, легко и весело. Хотя встречаться взглядом с Бранко мне по-прежнему было неловко. Влах разговаривал со мной по-английски, для Марики Глеб или Бранко переводили на хорватский, для меня с хорватского на русский. Еда была потрясающе вкусной, особенно мне понравились свернутые в рулеты тонкие отбивные с начинкой из сыра и острого перца.

— Дингач, — сказал Влах, подливая мне вина из бутылки с ослом на этикетке. — Не были еще на Пелешаце?

— Съездим, — кивнул Глеб и пояснил для меня: — Это полуостров, где самые лучшие винодельни. Тут недалеко, за Дубровником. Можно все попробовать и с собой купить.

И все же, как бы ни было мне хорошо в гостях у родителей Бранко, в голове воронкой крутилось недоумение. Я не представляла, видели ли они жену Глеба, но о том, что он женат, не знать не могли. И при этом пригласили нас в гости вдвоем и так по-доброму отнеслись. Конечно, Глеб не сказал им, что мы познакомились уже здесь, они думали, что мы приехали вместе, но что это меняет? Или им известно что-то такое, о чем не знаю я?

Ника, заканчивай уже. А то сейчас вообразишь его каким-нибудь мистером Рочестером.