Девушка из Германии

Срок действия наших американских виз уже давно истек, но я была уверена, что мы сможем найти способ уехать, если захотим. Но такая возможность даже не приходила в голову матери. Она уже решила, что ее кости будут покоиться на Колонском кладбище. Она была тем более решительно настроена остаться теперь, когда ее горечь и злость смягчились с появлением Луиса. Я думаю, она чувствовала, что в каком-то смысле ее присутствие на Кубе необходимо и будет необходимым до того дня, который станет для нее последним. На самом деле даже тогда остров не освободится от нее, потому что, по ее словам, эта тропическая земля «должна будет хранить мои кости по меньшей мере еще столетие».

Мама также не собиралась оставлять Луиса родителям, убежденным, что они строят новое общество, которое она считала не более чем абсурдной игрой в «подвинься, моя очередь», как гласила популярная поговорка. Власть отбирали у богатых и передавали бедным, которые становились богатыми, захватывали дома и предприятия и считали себя непобедимыми. Так снова начинался порочный круг: всегда кто-то оказывался внизу.

Мама позвала меня в свою комнату, Гортензия жестом попросила меня не заставлять ее ждать. Она знала, что мама никогда не поделится с ней новостями, независимо от того, хорошие они или плохие. Кроме того, ей это было не нужно: когда она увидит нас за ужином, то сразу же все поймет.

Как и следовало ожидать, юридическая контора сеньора Даннона была захвачена новой властью. Соединенные Штаты разорвали дипломатические отношения с Кубой тремя годами раньше, но он и его жена получили разрешение на выезд из страны и собирались уехать из порта недалеко от Гаваны, куда из Майами приходили катера, чтобы забрать целые семьи. Для нас было бы не очень хорошо, если бы он снова к нам приехал, потому что теперь его считали «червем».

Когда мама услышала это слово, она вздрогнула. Так они стали называть тех, кто хотел уехать из страны или не соглашался с правительством. Ей наверняка казалось, что она вновь попала в свой кошмар. Людей снова стали считать червями. История повторялась. Какой недостаток воображения у людей, подумалось мне.

Сеньор Даннон оставил ей значительную сумму денег. Теперь получить доступ к нашему трастовому счету в Канаде будет сложнее. Новое правительство могло даже счесть его незаконным, и тогда нам, скорее всего, придется от него отказаться.

Мы решили, что не стоит беспокоиться. Мы могли выжить на те деньги, что у нас были. Я получала смехотворно маленькую сумму каждый месяц в качестве компенсации за аптеку, экспроприированную правительством: еще я давала уроки английского. Но большего нам не требовалось.

В тот вечер, после ужина, Гортензия получила звонок от своей сестры, которая была чем-то напугана, но не захотела вдаваться в подробности по телефону. Они обе боялись, что их разговор подслушают правительственные агенты. Она попросила два дня отпуска и в панике поспешила уехать. Я никогда не видела Гортензию в таком состоянии.

Два дня превратились в пять. Потом она позвонила и сказала, что нам теперь придет помогать по хозяйству женщина по имени Каталина. С того дня эта коренастая дама взяла дом в свои руки и никогда не покидала нас.

Каталина оказалась настоящим ураганом. Она была одержима порядком и парфюмерией. Она настаивала, чтобы мы никогда не выходили из дома, не надушившись. Именно тогда я тоже начала использовать фиалковую воду, которой Гортензия обрызгивала голову Луиса каждый день перед тем как он шел в школу.

– Это от дурного глаза, – объясняла она.

Каталина была потомком африканских рабов, смешавшихся с испанцами в колониальный период. Из всей семьи она знала только свою мать. Каталина была родом из восточной части острова, она приехала одна в Гавану двумя годами ранее, после того как ураган разрушил ее дом, а наводнение похоронило ее деревню в грязи. В том разрушительном урагане она потеряла свою мать. По ее словам, она очень много работала всю жизнь, и у нее не было времени ни на мужа, ни на семью.

Благодаря Каталине жизнь вернулась в прежнее русло, а дом наполнился подсолнухами.

– Где бы ты их ни посадил, они ищут свет, – говорила она.

Вскоре она стала верной тенью моей матери. Они прекрасно общались, несмотря на непривычную речь Каталины, полную жаргонных выражений, которые нам часто было трудно понять. Примерно таким же образом Каталина говорила и со мной, но была настолько открытой и душевной, что вскоре мы сочли это забавным.

– Мы на Карибах. Чего еще можно ожидать? – заметила мама.

Постепенно мы привыкли к жизни без Гортензии. Ее сестра Эсперанса, оставшаяся без арестованного мужа, нуждалась в ней больше, чем мы: или, возможно, кто-то из их семьи был болен. Честно говоря, мы не имели понятия, что с ней случилось.

Каталина начала сажать вдоль террасы мяту, которую она использовала для приготовления настоев. Она также посадила базилик для защиты от вредных насекомых и звездчатый жасмин, чтобы, когда мы ложились спать, душистый ветерок проникал через окна и помогал нам отдыхать.

* * *