– Ну и собачка у вас! – оправившись от испуга, пожаловалась я дяде Толе. – Даже не гавкнула, сразу тяпнула!
– А чё гавкать попусту? Надо сразу – кусь!
– Я тебе говорю, что на цепь надо её сажать! – вмешалась тётя Катя. – Покажи гачу-то… Ой, мать моя, вся продрана. Ничего, я тебе цветок-аппликацию дам – нагреешь утюгом, приклеишь…
Цветы у Ушаковых были везде – палисадник утопал в васильках и люпинах, вдоль забора набирали рост мальвы, в огороде были отведены две грядки под пионы и две – под гладиолусы. Даже балки крыльца украшали изящные длинные плети какого-то неизвестного мне вьющегося растения.
Два или три дня мы ночевали с бабой Зоей вдвоём, а потом в гости приехал её внук Вася с женой Галькой и маленькой дочкой Алиной. О том, что они могут навестить бабушку, я знала ещё в городе от тёти Любы, и ждала их приезда с интересом и предвкушением новых знакомств.
Оказались они совсем не такими, как я их себе представляла. Вася не совсем походил на остальную бродниковскую родову: такой же большеголовый, но с тёмными, коротко стрижеными волосами, с широкими чёрными бровями. Несмотря на широкие плечи и грудь колесом, он не напоминал богатыря, наоборот, в его облике было что-то болезненное. Потом оказалось, что первое впечатление меня не обмануло: Вася с рождения страдал пороком сердца, мать в детстве возила его по больницам, ему нельзя было быстро бегать, есть солёное, перенапрягаться, но чем старше он становился, тем меньше становилось ограничений, и к взрослым годам он был уже, что называется, «как все». В отличие от брата, он не уехал в город, остался в деревне вместе с отцом (мать умерла, когда Вася закончил школу) и устроился работать на пилораме.
Теперь ему было двадцать восемь лет, супруге Гальке – двадцать один, а дочке Алине – чуть побольше года.
Галька была полная, румяная, с пухлыми вишнёвыми губами, которые она часто облизывала кончиком языка. Слегка загорелым у неё было только круглое, с маленьким подбородком лицо, а руки, несмотря на жаркое в том году лето, оставались белыми. На меня она сразу взглянула с подозрением и задала прямой вопрос:
– А ты кто?
– Это нашей Любы девочка. Соседка её, – представила меня бабушка.
Галька окинула меня снисходительным взглядом и принялась располагаться в отведённой им большой комнате. На подушках она сразу поменяла наволочки, переоблачилась в цветастый махровый халат и потребовала ящик или коробку, чтобы сложить игрушки для ребёнка. Пока она и Вася возились с вещами, баба Зоя исподтишка кивнула мне на Алинку:
– Слушай, девка-то страшная.
Соглашаться я, конечно, не стала, хотя и вправду головастая, с глазёнками слегка навыкате девочка тоже не показалась мне симпатичной.
– Она просто подрастёт и станет другая, – сказала я.
Баба Зоя пожевала губами.
– Может быть, верно говоришь, израстётся.
Жена Васькина бабушке тоже не очень понравилась. В первый же день старуха угадала, что Галька курит, и заявила своё мнение об этом:
– Не люблю куряк. А уж особенно, когда бабы дымят. Куришь – в огороде кури, а в дому чтобы не думала.
Галька посчитала, что это я сдала её, и с тех пор стала смотреть на меня откровенно неприязненно. Была и ещё одна причина для её нелюбви: Вася как-то очень любезно расспрашивал меня, где я живу, где учусь, и посматривал на меня с неприкрытым интересом. Мне его внимание было неприятно, тем более, что я видела, как сердится от этого Галька.
Когда мне принесли нянчиться Нюрку и Марину, я играла с ними на крыльце, там же сидела баба Зоя. Глядя, как я вожусь с Маринкой, она серьёзно сказала:
– На тебя похожа. Глаза такие же.
В тот год лето было очень тёплое, но не сухое, и полевая клубника поспела уже к самому началу июля. Мы с тётей Валей и ещё двумя женщинами поехали за ней на дяди Витиной моторной лодке. Росла клубника на другом берегу реки. Я впервые ехала на моторке, разрезающей носом синюю воду, опускала руку в воду, стараясь поймать белый след. Клубники оказалось много, мы ползали по всему полю, набирая один литр за другим. От жары есть не хотелось, закусывали только хлебом и огурцами.
Домой я вернулась вечером. Галька и Вася куда-то ушли. Баба Зоя приняла у меня урожай и похвалила за труды:
– Теперь и насушим, и варенья наварим. Самое вкусное – клубничное варенье-то.
Настроение у меня было хорошее, так что и отдыхать не хотелось. Надо было готовить ужин. Вначале я подумала, что можно просто сварить картошку, но потом решила, что такой знатный урожай надо отметить более шикарным блюдом – хотя бы драниками.
Баба Зоя зашла на веранду, когда я уже раскладывала картофельные оладьи на сковороде. Она какое-то время смотрела на меня, потом погладила сухими пальцами по спине и мягко сказала:
– Совсем деревенску сделали девчонку. С поля приехала, ужин сготовила. Щас сметанки принесу…
Когда Вася с семьёй вернулись с прогулки, баба Зоя опять похвалила меня, чем вызвала Галькину ревность, и та с обидой парировала:
– Ну и что. А я завтра борщ сварю!