Девушка из города

Я не сразу поняла смысл этих слов – мне хотелось, чтобы они просто послышались, как шум ветра в осиннике, как треск сухих веток под ногами, – случайно прозвучали и ничего не значили.

Наверное, я на какое-то время зависла в прострации, потому что очнулась от Галькиного насмешливого окрика:

– Смотри, об корягу не запнись!

Грибов мы в тот день не собрали, кроме всегдашних шампиньонов, прячущихся в зарослях густой крапивы. Баба Зоя с неудовольствием приняла наш скудный урожай:

– Опять шпиёнов набрали. Сами возитесь с имя.

Дома я немного пришла в себя, но в голове продолжала крутиться одна мысль: как может быть такое, что этот человек женат? Ведь если у него есть жена, почему он приезжает сюда, собирается жить здесь и ночевать? Да, ночевать – с тётей Любой, естественно…

В детстве, когда я слышала, что тётка в разговорах называла Рустама «друг», то так попросту и думала, что они дружат. Теперь мне, конечно, было понятно, что их отношения явно выходят за рамки дружеских, но увязывать этот факт с убийственными словами о том, что он женат, я не могла, не хотела.

Возвращаясь в уме к этим двум не складывающимся в картину деталям, я придумала себе объяснение: да, он, в самом деле женат, но только на бумаге, формально. Он не живёт с женой, ну, а взять к себе жить тётю Любу не может, потому что у него какая-нибудь маленькая квартира…нет, не квартира, а просто комната в коммуналке. И вообще, он не разводится со своей бывшей женой потому…потому….потому что потеряет льготы. Точно, он потеряет льготы, а, может, и дети потеряют льготы, – вот почему и сохраняется этот брак, но, разумеется, только на бумаге.

Какие такие льготы грозит потерять Рустаму и его детям, я не задумывалась – запретила себе задумываться.

Вечером тётя Люба и взбудораженная любопытством Галька пошли встречать Рустама на остановку. Я увидела его уже внутри дома – не очень высокого, но крепкого, загорелого, в наглаженной рубашке с рукавами до локтей, в тёмно-синих джинсах и чёрных кожаных туфлях.

Галька разглядывала его с таким жадным вниманием, с каким учёный-энтомолог изучает редкую бабочку.

– З-здрасьте, – буркнула я.

– Это Настя, ты её знаешь, – ласково протянула тётя Люба. – Это вот племянник мой Василий, жена его Галя.

– Галя, – учтиво повторила Васина супруга.

– Ну, и мамусик! – шутливым тоном представила тётя Люба вышедшую из комнаты бабушку.

Рустам поставил дорожную сумку на стул, и вдруг с самым галантным видом приложился губами к сухой жилистой руке бабы Зои.

– Ну, показывай, что у тебя там, – нетерпеливо объявила она.

На клеёнчатом столе появились две бутылки белого вина, сервелат, сыр, апельсины, коробка конфет. Последним Рустам достал мешочек с чищеными грецкими орехами:

– Это вам, мама.

– Знаешь, что люблю, – деловито кивнув, согласилась баба Зоя.

Поужинали мы жареной картошкой, которую приготовил Вася, а потом Рустам откупорил бутылку, Галька побежала к старому жёлтому шкафу за бокалами, и все стали угощаться, закусывая вино сыром, сервелатом и даже нарезанными на кружки апельсинами.

Из вежливости я выпила свой бокал и попросилась уйти под предлогом усталости.

Глядя на этого человека с его новыми джинсами, модной стрижкой, куртуазными манерами, я с нарастающей ясностью понимала, что он и вправду женат, по-настоящему, не когда-то в прошлом, а именно сейчас. И, скорее всего, приехал сюда, в деревню, прямо из дома, где живёт с женой. Может быть, она даже укладывала ему вещи. Наверное, думала, что её муж отправляется в командировку.

А он приехал сюда, и ему наплевать, что всё это неправда. Всё в нём фальшивое: и эти чёртовы манеры, и туфли, и джинсы, и то, что бабу Зою назвал мамой.

Но чёрт с ним, пусть живёт, как хочет, врёт или нет…Но ведь…с кем он врёт? С кем обманывает жену?

Я забилась в угол на своей скрипучей железной кровати, обхватив руками колени и желая отогнать от себя стучащую в виски мысль: ни с кем иным, как с тётей Любой!

Этого не могло быть, но всё-таки было: моя тётя Люба всегда знала, что он женат, и всё-таки принимала его у себя, и помогала ему лгать семье. Сколько они вместе? Десять лет уже, кажется… Может быть, жена давно в курсе, и живёт, мучаясь, с этим предателем. Он говорит ей, наверное, для вида, что пошёл по делам. А, может, вообще уже ничего не говорит. И тётя Люба тоже всё это знает, и всё равно продолжает ранить ту женщину, его жену…

Я заплакала, глуша рыдания подушкой. Тётя Люба, которая была для меня самым лучшим человеком, самой хорошей женщиной, которую я знала, оказалась просто воровкой чужого счастья. Сердце у меня нестерпимо ныло, душили слёзы.