Мы купили билет на завтрашнее число. Я зашла попрощаться к Ленке. У неё девчонки опрокинули и разбили какой-то кувшин, она кричала на них матерными словами, а тётя Зина, в свою очередь, кричала на неё:
– Опять у тебя куры в огород зашли! Что ты, к чёртям, за хозяйка!
Увидев меня, они немного сбавили пыл, предложили мне чаю, но я понимала, что зашла в неурочный час, и пробыла не дольше десяти минут. Сашки дома не было.
Утром на автобус меня стала провожать баба Зоя. Она нарезала мне хлеба, намазала его сметаной и достала из своей заветной кастрюльки шоколадные конфеты. Пока я пила чай, она смотрела на меня, подперев щёку морщинистой рукой в старческих пятнах, слегка жевала губами, думая о чём-то.
Мне вдруг стало жаль прощаться с ней вот так, молча и скупо, и я обняла её и стала гладить по седым волосам.
Я просила её остаться в доме, но она, тяжело шаркая ногами, вышла за ворота и протянула мне ещё две шоколадные конфеты.
– Ты приезжай к нам, – сказала она. – И зимой приезжай. У тебя же есть каникулы?
Я не смогла сказать, что не приеду.
Баба Зоя закрыла за мной калитку и, наверное, долго ещё смотрела вслед: когда ближе к середине улицы я оглянулась назад, она ещё стояла возле дома, у старой калины, неподвижной тёмно-голубой тенью.
4.Лето четвёртое
Умолкла песня
В середине сентября мама справила мой день рождения: пригласила мою бывшую одноклассницу и её мать, которая была председателем ТСЖ в нашем доме, свою приятельницу Тамару, мою школьную подружку Олю. Мама предложила позвать и тётю Любу, но я отказалась, сославшись на то, что у той, наверное, много дел, заказы. Гости поздравляли меня с совершеннолетием, я старалась быть вежливой и сидеть не со слишком кислой физиономией, а сама целый день тщетно прождала, что позвонит тётя Люба. Скорее всего, она просто ошиблась с датой – подобное с ней временами случалось, но боль моя от этого не проходила. В глубине души я очень скучала по тёте Любе, но запретила себе отдавать в этом отчёт.
Я в очередной раз решила заняться устройством своей личной жизни и написала объявление всё в ту же газету «Комок». Теперь мне было уже восемнадцать лет, и я могла не только отвечать кому-то, но и написать сама, кого хочу найти. Подумав хорошенько, я решила, что не стоило бы всё-таки уезжать далеко от города, ведь мама живёт здесь, ей со временем может понадобиться помощь. Да и неизвестно, что сделают со школой в Мальцеве: не зря же тётя Зина, да и Ушаковы, говорили, что её собираются закрывать, как закрыли несколько лет назад больницу.
Итак, я написала: «Познакомлюсь с молодым человеком, живущим в Берёзовке». Поразмыслив, добавила: «Люблю природу». Вместо адреса я на сей раз благоразумно указала номер паспорта.
Ждать ответа долго не пришлось: уже дней через восемь на мой документ пришло письмо. Я с нетерпением порвала конверт, развернула бумагу и жадно стала читать – но чем дальше, тем больше меня охватывали удивление и отвращение.
Какой-то заскучавший в долгом браке тип писал мне, что он «женат, но одинок». «Хотя я не тот, кого вы искали, но смогу подарить вам яркость встреч, радость любви…»
Учиться мне по-прежнему очень нравилось. Читать художественную литературу было одно удовольствие. Я записалась на курс «Топонимика» и с интересом для себя узнавала, почему так, а не иначе называются города, горы, реки, озёра нашего края и страны.
Тётя Люба однажды поймала меня на улице уже в октябре, когда шёл первый снег, покрывая тонким слоем, как зубным порошком, облетевшую листву ив и клёнов возле нашего дома.
– Здравствуй, моя девочка! – позвала она меня.
Я нехотя поздоровалась.
– Где же ты? Что не заходишь? Я помню, у тебя день рождения скоро: девятнадцатого октября.
– Сентября, вообще-то, – горько усмехнулась я.
– Господи! Да ты что?! Что же, выходит, у тебя день рождения прошёл, а я не поздравила? Прости меня! А что же девятнадцатого-то октября, ведь тоже что-то есть…
– Царскосельский лицей открыли. В котором Пушкин учился.
– Ёлки-палки… Ну, скоро будем Пушкина поздравлять… А ты куда идёшь? Заходи ко мне!
Я не смогла пересилить саму себя и сломалась – согласилась зайти.
Тётя Люба стала угощать меня пшённой кашей с тыквой, показывать своё новое рукоделие – какую-то бижутерию из шнурков и бус, которую она уже продала нескольким своим знакомым.
– Тебе задаром сделаю! Ты какого цвета хочешь?
Я смотрела на неё, понимая, что больше не смогу от неё бегать – всё равно приду ещё раз, и ещё, и злилась на себя за это.
Тётя Люба же, наверное, ни о чём не догадывалась, и пустилась в воспоминания: